verses
***
Две телеантенны на сотню однообразных крыш:
редко - жесть или толь, чаще - сухой камыш.
Глинобитные на навозной подкладке полы:
можно зимой ходить босиком - теплы.
Раскрашенная фотография - иконка в бумажных цветах.
Жителей где-то триста с гаком, или дети, или - в летах.
Мужиков почти не увидишь, а увидишь - едва идут.
Мужчины за пятьдесят - долгожители тут.
Ловят раков руками в реке, рыбу вытаскивают из воды,
пьют винище на табаке - вот и все труды.
А воды здесь хоть отбавляй - лиман, река и пруды.
А вот старухи - доживают почти до ста.
Правнуков не узнают, но веруют во Христа.
Сидит такая на лавке. Платок, морщины у рта.
Доживают век свой по справке. Какие там паспорта?
Чумазый мальчишка где-то двенадцати лет
мечтает: возьмут меня в армию, дадут военный билет.
А повезет так выдадут с патронами автомат,
на обед будет каша с маслом и сок-томат.
Думает: если придут фашисты или какие враги
скажу - столицу не тронь, а наше село - сожги.
Две телеантенны на сотню однообразных крыш:
редко - жесть или толь, чаще - сухой камыш.
Глинобитные на навозной подкладке полы:
можно зимой ходить босиком - теплы.
Раскрашенная фотография - иконка в бумажных цветах.
Жителей где-то триста с гаком, или дети, или - в летах.
Мужиков почти не увидишь, а увидишь - едва идут.
Мужчины за пятьдесят - долгожители тут.
Ловят раков руками в реке, рыбу вытаскивают из воды,
пьют винище на табаке - вот и все труды.
А воды здесь хоть отбавляй - лиман, река и пруды.
А вот старухи - доживают почти до ста.
Правнуков не узнают, но веруют во Христа.
Сидит такая на лавке. Платок, морщины у рта.
Доживают век свой по справке. Какие там паспорта?
Чумазый мальчишка где-то двенадцати лет
мечтает: возьмут меня в армию, дадут военный билет.
А повезет так выдадут с патронами автомат,
на обед будет каша с маслом и сок-томат.
Думает: если придут фашисты или какие враги
скажу - столицу не тронь, а наше село - сожги.