iz arhiva
***
Шестилетний мальчик представляет себя подкидышем у чужих
своенравных людей. Огромная, тучная мачеха-мать,
трезвый отец ИТР - пьяный, жестокий мужик,
всю ночь будет в объятиях мачеху мять.
И мачеха будет стонать а потом храпеть,
и матрас на пружинах позванивать и скрипеть.
За ужином мальчик не ест, мечтая о том,
что его держат впроголодь, молча сидит, направляя взгляд
в мир, откуда он родом, где под лавровым кустом
мама-нимфа и папа-сатир обнявшись сидят.
На вечнозеленых деревьях оранжевые плоды,
мраморные колонны, источник чистой воды.
Рано утром мальчик выходит помочиться с крыльца
в белый хрустящий снег, и, рубаху задрав к животу,
видит кривые, поросшие шерстью, как у сатира-отца
крепкие ноги и огромную срамоту.
И он бегает по двору, оставляя следы копыт,
рысью, аллюром, переходя на галоп...
Мать говорит: что-то Петенька беспокойно спит,
должно быть, заболевает. И целует ребенка в лоб.
(2009)"
Шестилетний мальчик представляет себя подкидышем у чужих
своенравных людей. Огромная, тучная мачеха-мать,
трезвый отец ИТР - пьяный, жестокий мужик,
всю ночь будет в объятиях мачеху мять.
И мачеха будет стонать а потом храпеть,
и матрас на пружинах позванивать и скрипеть.
За ужином мальчик не ест, мечтая о том,
что его держат впроголодь, молча сидит, направляя взгляд
в мир, откуда он родом, где под лавровым кустом
мама-нимфа и папа-сатир обнявшись сидят.
На вечнозеленых деревьях оранжевые плоды,
мраморные колонны, источник чистой воды.
Рано утром мальчик выходит помочиться с крыльца
в белый хрустящий снег, и, рубаху задрав к животу,
видит кривые, поросшие шерстью, как у сатира-отца
крепкие ноги и огромную срамоту.
И он бегает по двору, оставляя следы копыт,
рысью, аллюром, переходя на галоп...
Мать говорит: что-то Петенька беспокойно спит,
должно быть, заболевает. И целует ребенка в лоб.
(2009)"