стих
***
И чего ты хотела, произнося
имя мое, плотно губы сомкнув,
выдувая проклятия, как изделия – стеклодув.
От ладони моей отстраняясь вся,
уклоняясь от ложа, выжидая пока
семя не выдою собственною рукой.
Превращаясь то в мальчика, то в старика,
я уже не помню, кто я такой.
Оно и лучше. Человек по природе – тлен.
Растлевает и тлеет, о прочем – лучше молчать.
Мужчина вернется в прах, но из праха член,
что каменное надгробье будет торчать.
Лишь размноженье способно смерть побороть.
Лучше бы вымерли души, но оставались тела.
Крайнюю плоть во младенчестве взял Господь.
Остальное было твоим, но ты – не брала.
Я иду вдоль стены, иногда опираясь рукой
о горячие камни, если шатает вбок.
Толпа во врата впадает пестрой рекой.
Там, за стеной, говорят, обитает Бог.
Там, за стеной, на меня наденут ефод
и драгоценный нагрудник. Выйдя во двор,
я раздвигаю пальцы, благословляя народ.
Ты стоишь средь толпы. И я опускаю взор.
И чего ты хотела, произнося
имя мое, плотно губы сомкнув,
выдувая проклятия, как изделия – стеклодув.
От ладони моей отстраняясь вся,
уклоняясь от ложа, выжидая пока
семя не выдою собственною рукой.
Превращаясь то в мальчика, то в старика,
я уже не помню, кто я такой.
Оно и лучше. Человек по природе – тлен.
Растлевает и тлеет, о прочем – лучше молчать.
Мужчина вернется в прах, но из праха член,
что каменное надгробье будет торчать.
Лишь размноженье способно смерть побороть.
Лучше бы вымерли души, но оставались тела.
Крайнюю плоть во младенчестве взял Господь.
Остальное было твоим, но ты – не брала.
Я иду вдоль стены, иногда опираясь рукой
о горячие камни, если шатает вбок.
Толпа во врата впадает пестрой рекой.
Там, за стеной, говорят, обитает Бог.
Там, за стеной, на меня наденут ефод
и драгоценный нагрудник. Выйдя во двор,
я раздвигаю пальцы, благословляя народ.
Ты стоишь средь толпы. И я опускаю взор.
no subject