второй день в Н.Й.
перед глазами начинает проясняться. Процесс продлится еще день-два.
2008-08-04
(no subject)
***
Если город заложен в безопасное время,
он расположен в долине.
Во время войны долина запустевает,
и город карабкается по склонам,
чем чаще набеги – тем выше.
Жилища становятся проще –
легко разрушить,
легко отстроить.
Господи! Сильные сокрушены
на высотах Твоих.
Если город заложен в безопасное время,
он расположен в долине.
Во время войны долина запустевает,
и город карабкается по склонам,
чем чаще набеги – тем выше.
Жилища становятся проще –
легко разрушить,
легко отстроить.
Господи! Сильные сокрушены
на высотах Твоих.
(no subject)
***
Если город заложен в безопасное время,
он расположен в долине.
Во время войны долина запустевает,
и город карабкается по склонам,
чем чаще набеги – тем выше.
Жилища становятся проще –
легко разрушить,
легко отстроить.
Господи! Сильные сокрушены
на высотах Твоих.
Если город заложен в безопасное время,
он расположен в долине.
Во время войны долина запустевает,
и город карабкается по склонам,
чем чаще набеги – тем выше.
Жилища становятся проще –
легко разрушить,
легко отстроить.
Господи! Сильные сокрушены
на высотах Твоих.
Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего
С ним умерла эпоха. Колокол всегда звонит по тебе, но сегодня он звонит громче и надрывнее...
Я знаю, не любить Александра Исаевича в последние десятилетия вошло в моду. И это тоже трагично. Как трагичен всякий грех.
Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего
С ним умерла эпоха. Колокол всегда звонит по тебе, но сегодня он звонит громче и надрывнее...
Я знаю, не любить Александра Исаевича в последние десятилетия вошло в моду. И это тоже трагично. Как трагичен всякий грех.
(no subject)
***
Весьпипецвсему над лугом зеленым
летит. Луг чернеет. Пахнет паленым.
Гром гремит. Трясется земля. Но вот
шалашик. В обнимку с пьяной эпохой
невредим, в шалашике спит Всёпо..й.
Был такой анекдот.
И жизнь текла под негласным надзором,
и смерть стояла немым укором,
и ящик в углу вещал
об урожае, о выплавке стали,
о разуме, выращенном в кристалле,
а Бог все это прощал.
Плюс дурью подпорченные сигаретки,
плюс то, от чего не рождаются детки,
плюс кухня, где все - свои.
Плюс давка в троллейбусах утром ранним,
плюс то, что ближних нещадно раним
и делом, и словом, и
помышлением, плюс духовые оркестры,
Ваньки Грозные, да попы Сильвестры,
реляции, регистры, реестры,
перечни, поручни, так,
скороговоркой, считалочкой детской,
въевшейся в горло песней советской,
запекшейся на устах.
Плюс - ни умом, ни лицом не вышел,
только и радости в том, что выжил,
выпил и лег в шалаш,
что Ленин в Разливе, никак иначе,
Зиновьев вырезан. Всем удачи.
Нам всё по..й. Шабаш.
Весьпипецвсему над лугом зеленым
летит. Луг чернеет. Пахнет паленым.
Гром гремит. Трясется земля. Но вот
шалашик. В обнимку с пьяной эпохой
невредим, в шалашике спит Всёпо..й.
Был такой анекдот.
И жизнь текла под негласным надзором,
и смерть стояла немым укором,
и ящик в углу вещал
об урожае, о выплавке стали,
о разуме, выращенном в кристалле,
а Бог все это прощал.
Плюс дурью подпорченные сигаретки,
плюс то, от чего не рождаются детки,
плюс кухня, где все - свои.
Плюс давка в троллейбусах утром ранним,
плюс то, что ближних нещадно раним
и делом, и словом, и
помышлением, плюс духовые оркестры,
Ваньки Грозные, да попы Сильвестры,
реляции, регистры, реестры,
перечни, поручни, так,
скороговоркой, считалочкой детской,
въевшейся в горло песней советской,
запекшейся на устах.
Плюс - ни умом, ни лицом не вышел,
только и радости в том, что выжил,
выпил и лег в шалаш,
что Ленин в Разливе, никак иначе,
Зиновьев вырезан. Всем удачи.
Нам всё по..й. Шабаш.
(no subject)
***
Весьпипецвсему над лугом зеленым
летит. Луг чернеет. Пахнет паленым.
Гром гремит. Трясется земля. Но вот
шалашик. В обнимку с пьяной эпохой
невредим, в шалашике спит Всёпо..й.
Был такой анекдот.
И жизнь текла под негласным надзором,
и смерть стояла немым укором,
и ящик в углу вещал
об урожае, о выплавке стали,
о разуме, выращенном в кристалле,
а Бог все это прощал.
Плюс дурью подпорченные сигаретки,
плюс то, от чего не рождаются детки,
плюс кухня, где все - свои.
Плюс давка в троллейбусах утром ранним,
плюс то, что ближних нещадно раним
и делом, и словом, и
помышлением, плюс духовые оркестры,
Ваньки Грозные, да попы Сильвестры,
реляции, регистры, реестры,
перечни, поручни, так,
скороговоркой, считалочкой детской,
въевшейся в горло песней советской,
запекшейся на устах.
Плюс - ни умом, ни лицом не вышел,
только и радости в том, что выжил,
выпил и лег в шалаш,
что Ленин в Разливе, никак иначе,
Зиновьев вырезан. Всем удачи.
Нам всё по..й. Шабаш.
Весьпипецвсему над лугом зеленым
летит. Луг чернеет. Пахнет паленым.
Гром гремит. Трясется земля. Но вот
шалашик. В обнимку с пьяной эпохой
невредим, в шалашике спит Всёпо..й.
Был такой анекдот.
И жизнь текла под негласным надзором,
и смерть стояла немым укором,
и ящик в углу вещал
об урожае, о выплавке стали,
о разуме, выращенном в кристалле,
а Бог все это прощал.
Плюс дурью подпорченные сигаретки,
плюс то, от чего не рождаются детки,
плюс кухня, где все - свои.
Плюс давка в троллейбусах утром ранним,
плюс то, что ближних нещадно раним
и делом, и словом, и
помышлением, плюс духовые оркестры,
Ваньки Грозные, да попы Сильвестры,
реляции, регистры, реестры,
перечни, поручни, так,
скороговоркой, считалочкой детской,
въевшейся в горло песней советской,
запекшейся на устах.
Плюс - ни умом, ни лицом не вышел,
только и радости в том, что выжил,
выпил и лег в шалаш,
что Ленин в Разливе, никак иначе,
Зиновьев вырезан. Всем удачи.
Нам всё по..й. Шабаш.
