verses
***
C годами беспамятство затягивается все туже,
выйдя во двор, наступаешь на ту же
плитку, что в детстве, лопатками подпираешь
ту же стенку с графити, в энный раз повторяешь
прежний маршрут и мысли, но повторенье
скорее не мать ученья, а дочь забвенья.
С годами все повторяется - даже облако на небосклоне,
как "помилуй мя Боже, помилуй мя" в покаянном каноне.
Хорошо, что вор в законе, а не в благодати,
хорошо, что страна всегда готова к тожественной дате,
революция неизбежна, как смерть. Не рыдай Мене, мати.
Лишь бы только век не видать торчащих ушей и затылков бритых.
Возмужал блудливый сынок, не по возрасту прыток.
Память - ржавый почтовый ящик: ни газет тебе, ни открыток.
Повторение - дочь забвения. На том же углу продувает
тот же ветер, та же женщина открывает
дверь, когда ты давишь кнопку, вернувшись с работы,
выкладываешь свертки, а она вопрошает: что ты
купил, сколько дал, пересчитал ли сдачу.
По стенке ползет паук-сенокосец, несет удачу.
C годами беспамятство затягивается все туже,
выйдя во двор, наступаешь на ту же
плитку, что в детстве, лопатками подпираешь
ту же стенку с графити, в энный раз повторяешь
прежний маршрут и мысли, но повторенье
скорее не мать ученья, а дочь забвенья.
С годами все повторяется - даже облако на небосклоне,
как "помилуй мя Боже, помилуй мя" в покаянном каноне.
Хорошо, что вор в законе, а не в благодати,
хорошо, что страна всегда готова к тожественной дате,
революция неизбежна, как смерть. Не рыдай Мене, мати.
Лишь бы только век не видать торчащих ушей и затылков бритых.
Возмужал блудливый сынок, не по возрасту прыток.
Память - ржавый почтовый ящик: ни газет тебе, ни открыток.
Повторение - дочь забвения. На том же углу продувает
тот же ветер, та же женщина открывает
дверь, когда ты давишь кнопку, вернувшись с работы,
выкладываешь свертки, а она вопрошает: что ты
купил, сколько дал, пересчитал ли сдачу.
По стенке ползет паук-сенокосец, несет удачу.