Жаль, что в праздник. но написалось...
***
В детстве, чуть что - он цеплялся за мамину юбку.
Или тетину. Или бабушкину. Ту, что под рукой.
Дедушка-фронтовик, набивая трофейную трубку,
приговаривал: когда вырастет, кому будет нужен такой?
Но мальчик дожил до старости. И сердце его затвердело.
Родня и друзья растворились во времени, по одному.
И если кому-то на свете до него еще было дело,
то это, честно сказать, совсем никому.
В детстве, чуть что - он цеплялся за мамину юбку.
Или тетину. Или бабушкину. Ту, что под рукой.
Дедушка-фронтовик, набивая трофейную трубку,
приговаривал: когда вырастет, кому будет нужен такой?
Но мальчик дожил до старости. И сердце его затвердело.
Родня и друзья растворились во времени, по одному.
И если кому-то на свете до него еще было дело,
то это, честно сказать, совсем никому.
no subject
Когда ещё удаётся подумать об этом без суеты?
Спасибо.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
С часами у меня в порядке. В данную минуту 11.17.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
"Если кто-то и хотел чупа-чупс, то это, признаться, совсем никто". Вы бы так сказали в прозе?
no subject
no subject
Но само стихотворение – мимо не прошло, отозвалось. Даже в чём-то и близким показалось.
no subject
no subject
Близко.
Спасибо.
С праздником!
no subject
no subject
С Великим Радостным Светлым Праздником!
У нас тут на улице снег, у вас там - демонстрации и митинги.
А на душе все равно - весна!
Пасхальной радости Вам желаю от всего серда!
И вот еще что... я Вас люблю! )))
no subject
no subject
Я в это верю. )
не навязываю, но...
Даниэль Клугер, наш с ЕВ очень большой друг, замечательный писатель и поэт. Понравится - пришлю Вам диски. Пока что - почитайте, одна из баллад, которые Даниэль поет:
СОЛДАТСКИЙ ВАЛЬС
В тридцать девятом был отдан приказ –
И начался поход.
Солнце взорвалось будто фугас,
Красным стал небосвод.
Огненный дождь и свинцовый град,
Воздух от гари сох.
Вместе с другими шагал солдат
По имени Эрвин Блох.
Был он однажды обласкан судьбой –
В сорок втором году:
Месячный отпуск в Берлин, домой –
Поезд уж на ходу...
Месяц прошел, и снова вагон,
И – остановка в пути.
Он на Варшавский вышел перрон –
Пару шагов пройти.
Но сигарета погасла в руке
Потяжелел закат.
Там эшелон стоял в тупике
И оцепленье солдат.
Он оглянулся – а позади,
Будто немой парад,
С желтыми звездами на груди
Плыли за рядом ряд.
Глядя в тетрадку, молитву читал
В талесе и тфилин,
За остальными не поспевал
Старый седой раввин.
День почернел – несорванный плод,
Съежился и усох.
Молча смотрел на еврейский Исход
Растерянный Эрвин Блох.
Так он смотрел и в вагон не спешил,
Все продолжал стоять.
С ним поравнявшись, раввин уронил
Выцветшую тетрадь.
Он подобрал – и промолвил старик,
Дав ему перелистать:
"Переписал мне псалмы ученик,
Жаль было бы потерять…"
И отчего-то добавил раввин,
Был неподвижен взгляд:
"Он из Варшавы уехал в Берлин,
Лет двадцать пять назад.
Слышал – в Берлине стал он отцом,
Но взял его рано Бог.
Был он похож с тобою лицом,
А звался он – Хаим Блох..."
Поезд еврейский ушел в горизонт
И обратился в дым.
Блох на Восточный отправился фронт
К старым друзьям своим.
Слушал, как пули протяжно поют,
Тренькают меж берез,
И вспоминал берлинский приют –
В котором когда-то рос.
Чаще молчал и больше курил,
И потемнел лицом.
И наконец расчет получил
Порохом и свинцом,
Где, средь забытых Богом мест
Желтеют трава и мох.
В этой степи появился крест
С табличкою: "Эрвин Блох".
Но перед смертью, в тяжелом бреду
Видел он тот вокзал.
"Стойте! – воскликнул. – Я с вами иду!"
И за раввином встал.
"В ад, вместе с вами, дорогу избрал,
Не поверну назад!"
Но ребе спросил: "А с чего ты взял,
Что это – дорога в ад?"
Re: не навязываю, но...