И тот, кто с песней по жизни...

С днем рождения, olgakrauze!

И тот, кто с песней по жизни...

С днем рождения, olgakrauze!

Архивъ

* * *
По утрам выстукивает трам
ритм старинной песни воровской.
В этом траме мы поедем в храм
на углу Небесной и Мирской.

В этом храме бритый отставник
нас в служебный занесет блокнот,
но иконы древний темный лик
ни его, ни нас не упрекнет.

Боковая дверь, церковный двор,
дух цветущей липы, мелкий дождь.
Постепенно затихает хор,
и слышнее с улицы галдеж.

Архивъ

* * *
По утрам выстукивает трам
ритм старинной песни воровской.
В этом траме мы поедем в храм
на углу Небесной и Мирской.

В этом храме бритый отставник
нас в служебный занесет блокнот,
но иконы древний темный лик
ни его, ни нас не упрекнет.

Боковая дверь, церковный двор,
дух цветущей липы, мелкий дождь.
Постепенно затихает хор,
и слышнее с улицы галдеж.

verses

***

На моем учебнике по истории за пятый класс
кто-то зеленой пастой написал «Жид».
До сих пор не уверен – кто. Хотя не у многих из нас
были шариковые ручки с цветною пастой. Дрожит

что-то внутри, хоть прошла целая жизнь.
Трубников или Томчук, Пескарев или Петров?
Преодоленье Истории. Руки расставь и кружись
вместе с эпохой. Разлом времен – это ров

заполненный страхами тех, кто живет пока,
с ужасом глядя на новое, поднявшееся в полный рост.
Вот, как эта старушка, которая старика
ведет под локоть по спуску, под Сабанеев мост.

На ней такие очки, что за ними глаза
разрастаются и становятся глубже. Вверх по стене
карабкается плотная рдяная лоза
дикого винограда. Кошка сидит в стороне.

На обложке учебника по истории, детской рукой
было честно и ясно написано, кто я такой.
Зеленая паста. Короткое слово. Учебник мать
обернула настольной бумагой, из сердца вон,
с глаз долой. Бабушка обо мне говорила: «Он
знает все, но не хочет ничего понимать».

verses

***

На моем учебнике по истории за пятый класс
кто-то зеленой пастой написал «Жид».
До сих пор не уверен – кто. Хотя не у многих из нас
были шариковые ручки с цветною пастой. Дрожит

что-то внутри, хоть прошла целая жизнь.
Трубников или Томчук, Пескарев или Петров?
Преодоленье Истории. Руки расставь и кружись
вместе с эпохой. Разлом времен – это ров

заполненный страхами тех, кто живет пока,
с ужасом глядя на новое, поднявшееся в полный рост.
Вот, как эта старушка, которая старика
ведет под локоть по спуску, под Сабанеев мост.

На ней такие очки, что за ними глаза
разрастаются и становятся глубже. Вверх по стене
карабкается плотная рдяная лоза
дикого винограда. Кошка сидит в стороне.

На обложке учебника по истории, детской рукой
было честно и ясно написано, кто я такой.
Зеленая паста. Короткое слово. Учебник мать
обернула настольной бумагой, из сердца вон,
с глаз долой. Бабушка обо мне говорила: «Он
знает все, но не хочет ничего понимать».