verses

***

Вальс на открытом воздухе и в подвальных кафе.
Карточная игра - пятый туз в рукаве.
Перекрученная фигура. Перекошенное лицо.
Человек - в телеге - пятое колесо.

А телега катится, по брусчатке гремит.
Ариец морщится - навстречу идет семит.
Старушка крестится на церковный портал.
Возле молочного - очередь на квартал.

Возле булочной люди смиреннее и голодней.
Память - тот же голод минувших дней.
Память тот же город, перелицованный, как пиджак.
Соседи дружат до гроба, как на ножах.

А телега катится по раздолбанной мостовой .
Из окна - чей-то плач или просто - вой.
Скверный кофе у Зоси, стоит коромыслом дым.
Хорошо быть несчастным, но молодым.

verses

***

Бесконечны оттенки серого. Бывший цветной пейзаж
выцвел и погрузился в рассветный туман.
Тем и хорош в одесском дворике первый этаж,
что в окно не видны ни небо, ни вечный подъемный кран,
торчащий над долгостроем. Жизнь на уровне глаз
радует больше, чем то, что видит подвыпивший верхолаз.

Взгляд снизу вверх - бессмыслен , также, как сверху вниз.
Тем более - поздней осенью, тем более - в наши года.
Озябший голубь угрюмо топчет карниз.
На стопку тарелок тонкой струйкой течет вода.
В соседней комнате молча светится телеэкран.
Никто не выключит телик и не закрутит кран.

Никто не достроит дома напротив, да и кому
он на хер нужен? Никто не сметет с земли
опавшие листья. Расходятся по одному
пожилые соседи, сидящие на мели.
Кто на службу, кто с кошелкою - в магазин.
Автомобиль на вечном приколе - дорог бензин.

Из меня не получится доктора Фауста. Например,
не хочу ни лета, ни юности, ни, тем более, шабаша
на Брокене, ни разврата, ни возврата в СССР,
лучше жить бесцветно, по мелочам греша,
по привычке листая страницы любимых книг,
хоть толку - ни им от меня, да и мне - от них.

Поэзия: свобода и принуждение (7)

*
"Свобода  это когда забываешь отчество у тирана" - написал Бродский. Мне хорошо понятен смысл этих слов: свобода не в том, чтобы противостоять тирании, даже такой скучной и вялой, как поздний советский строй. высшая свобода - игнорирование внешних ограничений. Это - та самая "тайная свобода", которая непонятно каким воздухом дышит. тирану ее не задушить. Тиран сугубо материален, даже если нафарширован идеологией.
Набоков написал эссе "Истребление тиранов". Но лучший способ истребить тирана - не замечать его. Правда, это игнорирование не бывает взаимным. И часто (как и для самого Бродского) остается недостижимым идеалом. Политический строй входит в его стихи как городской пейзаж, он живет в абсурдности словосочетаний и жесткой иронии, которую наши внуки уже не поймут, не прочитав обстоятельный комментарий. Но они не проятут ни стихов, ни комментария. Не в последнюю очередь потому, что они - свободны, в частности свободны от какой-либо привязанности к стихотворным строкам.

*
Еще один странный аспект поэтической свободы. Традиционный стих имеет целый ряд "внутренних ограничений", если угодно, поэтическое пространство - пространство дисциплинарное: ритм, рифма, строфика - все это ограничивает поэта, уводит его в сторону от первоначального замысла. "И начальная мысль не оставит следа, как бывало и раньше раз сто. Так проклятая рифма заставит всегда говорить свовершенно не то" (Симон Чиковани, перевод Бориса Пастернака), Стремительное наступление дольника и верлибра на территорию русской поэзии проходит под лозунгом освобождения. Освобождения не только от внешних ограничений и нравственных законов, но и от традиционных правил стихосложения. Сопротивление традиционалистов неэффективно. В условиях
потери интереса читающей публики к поэзии и погибели редактуры (и корректуры) кто начинает, тот и выигрывает.

(no subject)

***
Нет, вы не запугаете нас
картинками Дантова Ада!
Обычная схема
компьютерной ходилки.
Прошел девять уровней -
получай "Новую жизнь".

2012

(no subject)

***
Дорога через трясину называется "гать".
Нас легко запутать, зато - нельзя запугать.
Под ногами колеблется бревенчатый старый настил.
Пусть затянет болото, лишь бы враг не настиг.

Лишь бы враг не забыл, как наш народ велик.
Лишь бы в голос хвалил  свое болото кулик.
Лишь бы тонко звенели вокруг головы комары.
Лишь бы мерцали в небе неведомые миры.