***
Черновик, переписанный набело, остается черновиком,
легче прочесть, но лучше бы не читать.
Летний бездельник становится прилежным учеником,
красный галстук сквозь тряпку старательно гладит мать.
О чем-то своем репродуктор бубнит на столбе.
Троллейбус - пятый маршрут - застрял на углу.
Что-то случилось - откуда бы взяться толпе?
Муха ползет по стеклу - это к теплу.
Все-таки юг, не столица, еще зелена листва.
Но форточку нужно закрыть, потому как - сквозит.
А репродуктор все о своем: "Говорит Москва".
И скорая у перекрестка со скрежетом тормозит.
Черновик, переписанный набело, остается черновиком,
легче прочесть, но лучше бы не читать.
Летний бездельник становится прилежным учеником,
красный галстук сквозь тряпку старательно гладит мать.
О чем-то своем репродуктор бубнит на столбе.
Троллейбус - пятый маршрут - застрял на углу.
Что-то случилось - откуда бы взяться толпе?
Муха ползет по стеклу - это к теплу.
Все-таки юг, не столица, еще зелена листва.
Но форточку нужно закрыть, потому как - сквозит.
А репродуктор все о своем: "Говорит Москва".
И скорая у перекрестка со скрежетом тормозит.