
***
Что в остатке после всех вычитаний, делений,
после бодрой недоброй смены потерянных поколений,
кроме облачка чайного, плывущего вдалеке,
кроме талона трамвайного, зажатого в кулаке?
Только страх, что войдет контроль, а ты не найдешь талона,
только боль и страх, что никто не услышит стона,
только страх перед сворой, голосующей "за",
только скрежет скорой, нажимающей на тормоза.
***
Из молодых, да ранних - в старые, да запоздалые.
Вроде - заслуженный отдых, а глаза - чужие усталые,
На засаленном пиджачке - медаль "ветеран труда".
От рассвета сидит с удочкой у пруда.
Не клюет сегодня. И никогда не клевало.
Сидит и думает - "Смерть, где твое жало?".
До ли в церкви, то ли в больничке, в шкафчике медсестры.
Ходят коровы-пеструхи, потому что они пестры.
Водомерки бегут по поверхности. Лягушки сидят в осоке.
Вспоминается армия. Служба на Дальнем Востоке.
Мертвые звезды морские на прибрежном песке.
Америка наступает. Мир держится на волоске.
Целовался с Катей. Едва не женился на Любе.
Дрался за самку с парнями до крови в клубе.
Ехал на стройки за синим металлом и длинным рублем.
Почему-то так и остался холостяком, бобылем,
бирюком, посмешищем бабок-пенсионерок.
Сидит у пруда. Смотрит на водомерок.
Наблюдает стрекоз сентябрьских надводный полет...
Никогда не клевало. И сейчас - не клюет.
***
Динозавры, понятно, не входят в число полезных
ископаемых. в частности, руд железных,
алмазных копей и приисков золотых,
но в музеях высятся собранные скелеты,
проверенные вечностью, омытые водами Леты,
на них - золотые мундиры и эполеты,
и ярость гнездится в огромных глазницах пустых.
Они не спешили, хвосты за собой влачили,
сидели за партой, истмат-диамат учили,
предъявляли тиранозавру конспекты, как паспорта,
им вручали дипломы, потом приносили повестку,
отправляли в пустыню Гоби, а там, в отместку
судьбе они пили спирт и ели известку,
и пели романсы, не закрывая рта.
Была бы тайга они бы путь прорубали,
в палатках бы спали и доносы крапали
в отхожее место ходили бы тут же, и за версту
разносился бы дух неизвестной великой стройки,
а в общагах стонали бы самки, скрипели койки,
головы ящеров болели бы после попойки,
а тиранозавры стояли бы на боевом посту.
Парк периода Юрского - статуи вымерших тварей,
уже не поймешь, кто буржуй, а кто - пролетарий,
кто жертвы репрессий, кто пособники палачей,
кто был прыгучим ящером, кто змеей подколодной,
все они вымерли, кровь их была холодной,
и ни корма подножного, ни кухни, ни песни походной,
ни храма Господнего, ни поминальных свечей.
***
Напротив Второго кладбища огромный пустырь,
заросший кустарником и чахлыми деревцами,
они не тянутся вверх, они разрастаются вширь,
поверх могил, населенных дельцами и мудрецами,
юристами, докторами просто так и наук,
реформистами, сионистами, марксистами, часовщиками,
детьми, что когда-то отбились от родительских рук,
погибли в юности и оплаканы стариками.
Тут было второе еврейское. Его сносили при мне.
Бульдозер прошелся по памятникам. Они лежали навалом.
Осталась стена - коммунистов когда-то ставили к этой стене.
Разбитые камни стали строительным материалом.
Ими скрепляли склоны под Воронцовским дворцом,
ими мостили полы - надписи книзу.
Камни не спорят в разрушителем и подлецом,
мертвецы подчинятся любому начальственному капризу.
Бульдозеры делали дело. И с неба не грянул гром.
Сухие кости хрустели, нескладно гудели моторы.
На наших глазах совершался последний посмертный погром.
Но мы проходили мимо и опускали взоры.
Напротив над мертвыми читают Евангелие и Псалтирь.
Их память священники благословляют.
"Артиллерийский парк" - называется этот пустырь.
Хорошо, что пушки там пока не стреляют....