![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
***
Песня - "все выше и выше". Зима все ближе и ближе.
Товарищи все - в Пхеньяне. Господа, как прежде - в Париже.
Мы тоже в центре Европы. У нас паны да холопы.
Нам что улицы и проспекты, что партизанские тропы.
Нам что гейши, что одалиски. Всюду торчат обелиски.
Вечных огней не счесть. В архиве - расстрельные списки.
Стоят на посту пионеры. В церкви поют Символ Веры.
Доносчику сообщают, что были приняты меры.
Памятник Екатерине отдыхает на мягкой перине.
Старый сундук хранит память о нафталине.
Отложена в долгий ящик память о нас, пропащих.
Не нужно нам дней грядущих. Достаточно дней вчерашних.
Катер стоит у причала. Начинается сказка с начала.
Родина вспоминает, что она нас когда-то встречала.
***
Пастернак порадив не відрізняти перемог від поразки.
Одеса цінує зв'язки, я - голосовые связки.
Львів цінує мовлення, Одесса - слуга русской речи.
Во мне они встретились, и не в восторге от встречи.
И я сам не в восторге, точніше, я не в захваті.
Сиділи б ми кожен у своїй неприбраній хаті.
Сидели б мы в доме своём, читали б газетку.
Ставили б чашку кави на паперову серветку.
Пастернак советовал не заводить архива.
В мене замість архива - голова моя сива.
По барабану мне tempora, по барабану - mores.
Я не навчився навіть відрізняти нахес від цорес.
Некрасиво быть знаменитым - писал Пастернак, да куда там!
Но если уж быть неизвестным, то неизвестным солдатом.
Подавись, Новый год, своим советским салатом.
The rest is silence. То есть молчание - дальше.
Молчание универсально. В молчании нету фальши.
В молчании Иоанн Богослов на старой иконе.
Лучше святой на иконе, чем вор в законе.
У Пастернака на все є свої поради.
У Росії на все є військові паради.
Украіна занурена у пошуки зради.
Я теж занурений в пошуки рясної Божої ласки.
Одесса ценит связи, я - голосовые связки.
***
где пшеница вокруг герба, и скрещены серп и молот,
там вместо кроватей - гроба, там на троне сидит царь-голод,
там зубы-зубцы кремлевских стен пережевывают миллионы
высохших тел во славу железной советской короны.
там неподъемный летальный груз поста на
просторах Украйны и в степях Казахстана.
да, в степях Казахстана, да, на просторах Украйны.
суки, скажите где ваши трактора да комбайны,
где молотилки да сенокосилки, где детские ясли,
тела горели, как свечи, и свечи давно погасли.
ходили-бродили разбойники, все выгребли подчистую.
обещали полную жизнь, оставили смерть пустую.
под знаменем каннибализма - к вершинам социализма.
у вождя рябое лицо. у вождя гробовая харизма.
я не жил в те года. я не мог вас спасти в те
года. я позавтракал. если можете, то - простите.
***
Скажешь: "черт побери!" и хвостатый уж тут как тут.
Свяжет руки и ноги грехом - не освободиться от пут.
Разве только ангел с ножницами слетит с осенних небес,
чтоб разрезать путы, которыми связал тебя мелкий бес.
Ноги привязаны к спинке кровати. Перед глазами - ад.
Пил - было грустно. Бросил пить - сам не рад.
Напартачил в жизни, теперь - попробуй, исправь!
Из галлюцинаций не выбраться ни по суше, ни вплавь.
Горишь в огне, но не сгораешь дотла.
Хоть горячка белая, не так уж она бела.
По одеялу бегают крысы, скорпионы ползут гуртом,
и эти, мохнатые, с рожками - не прогонишь крестом!
Сколько шерститстых тел! Сколько ужасных лиц.
Клыкастая адсестра в вену вставляет шприц.
Песня - "все выше и выше". Зима все ближе и ближе.
Товарищи все - в Пхеньяне. Господа, как прежде - в Париже.
Мы тоже в центре Европы. У нас паны да холопы.
Нам что улицы и проспекты, что партизанские тропы.
Нам что гейши, что одалиски. Всюду торчат обелиски.
Вечных огней не счесть. В архиве - расстрельные списки.
Стоят на посту пионеры. В церкви поют Символ Веры.
Доносчику сообщают, что были приняты меры.
Памятник Екатерине отдыхает на мягкой перине.
Старый сундук хранит память о нафталине.
Отложена в долгий ящик память о нас, пропащих.
Не нужно нам дней грядущих. Достаточно дней вчерашних.
Катер стоит у причала. Начинается сказка с начала.
Родина вспоминает, что она нас когда-то встречала.
***
Пастернак порадив не відрізняти перемог від поразки.
Одеса цінує зв'язки, я - голосовые связки.
Львів цінує мовлення, Одесса - слуга русской речи.
Во мне они встретились, и не в восторге от встречи.
И я сам не в восторге, точніше, я не в захваті.
Сиділи б ми кожен у своїй неприбраній хаті.
Сидели б мы в доме своём, читали б газетку.
Ставили б чашку кави на паперову серветку.
Пастернак советовал не заводить архива.
В мене замість архива - голова моя сива.
По барабану мне tempora, по барабану - mores.
Я не навчився навіть відрізняти нахес від цорес.
Некрасиво быть знаменитым - писал Пастернак, да куда там!
Но если уж быть неизвестным, то неизвестным солдатом.
Подавись, Новый год, своим советским салатом.
The rest is silence. То есть молчание - дальше.
Молчание универсально. В молчании нету фальши.
В молчании Иоанн Богослов на старой иконе.
Лучше святой на иконе, чем вор в законе.
У Пастернака на все є свої поради.
У Росії на все є військові паради.
Украіна занурена у пошуки зради.
Я теж занурений в пошуки рясної Божої ласки.
Одесса ценит связи, я - голосовые связки.
***
где пшеница вокруг герба, и скрещены серп и молот,
там вместо кроватей - гроба, там на троне сидит царь-голод,
там зубы-зубцы кремлевских стен пережевывают миллионы
высохших тел во славу железной советской короны.
там неподъемный летальный груз поста на
просторах Украйны и в степях Казахстана.
да, в степях Казахстана, да, на просторах Украйны.
суки, скажите где ваши трактора да комбайны,
где молотилки да сенокосилки, где детские ясли,
тела горели, как свечи, и свечи давно погасли.
ходили-бродили разбойники, все выгребли подчистую.
обещали полную жизнь, оставили смерть пустую.
под знаменем каннибализма - к вершинам социализма.
у вождя рябое лицо. у вождя гробовая харизма.
я не жил в те года. я не мог вас спасти в те
года. я позавтракал. если можете, то - простите.
***
Скажешь: "черт побери!" и хвостатый уж тут как тут.
Свяжет руки и ноги грехом - не освободиться от пут.
Разве только ангел с ножницами слетит с осенних небес,
чтоб разрезать путы, которыми связал тебя мелкий бес.
Ноги привязаны к спинке кровати. Перед глазами - ад.
Пил - было грустно. Бросил пить - сам не рад.
Напартачил в жизни, теперь - попробуй, исправь!
Из галлюцинаций не выбраться ни по суше, ни вплавь.
Горишь в огне, но не сгораешь дотла.
Хоть горячка белая, не так уж она бела.
По одеялу бегают крысы, скорпионы ползут гуртом,
и эти, мохнатые, с рожками - не прогонишь крестом!
Сколько шерститстых тел! Сколько ужасных лиц.
Клыкастая адсестра в вену вставляет шприц.
