![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
verses
***
Ни вечного диалога розы и соловья,
ни бессмертного сопоставления Бога и муравья,
не поймешь, в зачумленой советской долине живя,
в маяковской диаде снега и, если случится, - жнивья.
Где-то вечность хранится. Там, где воды стоят на горах,
где долгие тосты мужчины говорят на пирах,
где житель долины жмется к стенам на первых порах,
и за каждой скалою прячется высокогорный страх.
Успокойся, житель долины, ты не в своем уме!
Скалы - убежище зайцам, так поется в псалме.
Дивны дела Твои, Господи, свет возжегший во тьме!
Но душа человека в теле, как заключенный в тюрьме.
И что тебе делать в горах, победоносный росс?
Где твои гончарные ноги, саблезубый колосс?
Вот ашуг завершил свою песню - в последней строке вопрос.
И новый певец ответом вторую песню вознес
к вершинам неколебимым, застывшим вдали во льду,
к плодам трудов созревшим в каждом саду,
к страстям человеческим, не подлежащим суду,
к тексту, в котором я растворюсь, после того, как уйду.
Чем гуще лес, тем непроходимее он.
Чем древнее народ, тем неистребимее он.
Тайны здесь нет: другие скрылись в глубинах земли,
которую от врагов они защитить не смогли.
Видно были стены их городов непрочны.
Крепости их разрушены, жители истреблены.
А эти врастали в скалы, заменявшие им матерей,
укрепляли веру стенами древних монастырей,
восьмигранные башни - восьмерик на четверике.
Остров в огромном озере начало дает реке.
Вот чего не бывает: конусы-купола.
Не в озеро речка впадала - из озера речка текла,
текла, текла да не вытекла, и во веки веков
в глубинах играют рыбы с отражением облаков.
Пусть озеро глубоко, зато небосвод высок.
В железном ящике свечи - их зарывают в песок.
Свечи в песке лучше праха людского в золе.
Не взятые в плен живыми рассеяны по земле.
Тем, кто разбросан в мире, легче остаться в живых.,
без ран ножевых и криков варваров сторожевых.
Но что народу до варваров? Что он ответит им.
Я - древний народ - не сломлен и неистребим.
Пейзаж. Звартноц.
Я проезжал мимо развалин храма - вот
лежат вповалку мощные колонны,
вдали плывут вершины Арарата.
Самой горы не видно. Разворот
пространства. Жаль - его законы
верны, хоть перспектива - грубовата-
вот, что дал Бог нам от Своих щедрот.
О, древности тягучий элексир!
Подлунный мир похож на сувенир.
Альбом или набор цветных открыток,
так копия крадет исподтишка
у подлинника. Где ориентир?
Внутри колонны каменеет свиток,
и облако взирает свысока
на проходящих мимо. Вот земля
пропитанная кровью, но, сжимая
в горсти, не выжмешь сок из рыжей глины,
спасенный Ной выводит с корабля
трех сыновей, а птиц небесных стая
сама взлетает. Храмы-исполины,
свое существование продля,
со страхом ждут землетрясений. Что ж,
века свершений, муки разрушений,
потомки Хама - скопище номадов.
В глазах - провал, в зубах зажатый нож,
как ненавистно все, что совершенней,
и суд племен страшней чем пламень адов,
и день суда на день расправ похож.
Армения! Живых камней судьба
бывает горше, чем налет страданий
на темно-синем небе замутненном,
и даже Бог не прыгнет выше лба,
и в этот ранний час, щемяще-ранний
Он прячется от нас за небосклоном.
И в эти дни - бессмысленна мольба.
Ни вечного диалога розы и соловья,
ни бессмертного сопоставления Бога и муравья,
не поймешь, в зачумленой советской долине живя,
в маяковской диаде снега и, если случится, - жнивья.
Где-то вечность хранится. Там, где воды стоят на горах,
где долгие тосты мужчины говорят на пирах,
где житель долины жмется к стенам на первых порах,
и за каждой скалою прячется высокогорный страх.
Успокойся, житель долины, ты не в своем уме!
Скалы - убежище зайцам, так поется в псалме.
Дивны дела Твои, Господи, свет возжегший во тьме!
Но душа человека в теле, как заключенный в тюрьме.
И что тебе делать в горах, победоносный росс?
Где твои гончарные ноги, саблезубый колосс?
Вот ашуг завершил свою песню - в последней строке вопрос.
И новый певец ответом вторую песню вознес
к вершинам неколебимым, застывшим вдали во льду,
к плодам трудов созревшим в каждом саду,
к страстям человеческим, не подлежащим суду,
к тексту, в котором я растворюсь, после того, как уйду.
Чем гуще лес, тем непроходимее он.
Чем древнее народ, тем неистребимее он.
Тайны здесь нет: другие скрылись в глубинах земли,
которую от врагов они защитить не смогли.
Видно были стены их городов непрочны.
Крепости их разрушены, жители истреблены.
А эти врастали в скалы, заменявшие им матерей,
укрепляли веру стенами древних монастырей,
восьмигранные башни - восьмерик на четверике.
Остров в огромном озере начало дает реке.
Вот чего не бывает: конусы-купола.
Не в озеро речка впадала - из озера речка текла,
текла, текла да не вытекла, и во веки веков
в глубинах играют рыбы с отражением облаков.
Пусть озеро глубоко, зато небосвод высок.
В железном ящике свечи - их зарывают в песок.
Свечи в песке лучше праха людского в золе.
Не взятые в плен живыми рассеяны по земле.
Тем, кто разбросан в мире, легче остаться в живых.,
без ран ножевых и криков варваров сторожевых.
Но что народу до варваров? Что он ответит им.
Я - древний народ - не сломлен и неистребим.
Пейзаж. Звартноц.
Я проезжал мимо развалин храма - вот
лежат вповалку мощные колонны,
вдали плывут вершины Арарата.
Самой горы не видно. Разворот
пространства. Жаль - его законы
верны, хоть перспектива - грубовата-
вот, что дал Бог нам от Своих щедрот.
О, древности тягучий элексир!
Подлунный мир похож на сувенир.
Альбом или набор цветных открыток,
так копия крадет исподтишка
у подлинника. Где ориентир?
Внутри колонны каменеет свиток,
и облако взирает свысока
на проходящих мимо. Вот земля
пропитанная кровью, но, сжимая
в горсти, не выжмешь сок из рыжей глины,
спасенный Ной выводит с корабля
трех сыновей, а птиц небесных стая
сама взлетает. Храмы-исполины,
свое существование продля,
со страхом ждут землетрясений. Что ж,
века свершений, муки разрушений,
потомки Хама - скопище номадов.
В глазах - провал, в зубах зажатый нож,
как ненавистно все, что совершенней,
и суд племен страшней чем пламень адов,
и день суда на день расправ похож.
Армения! Живых камней судьба
бывает горше, чем налет страданий
на темно-синем небе замутненном,
и даже Бог не прыгнет выше лба,
и в этот ранний час, щемяще-ранний
Он прячется от нас за небосклоном.
И в эти дни - бессмысленна мольба.