borkhers | Entries tagged with armenia

***
они говорили, что мозг наполняется мыслью как печень желчью,
но мозг наполняется мыслью, как жизнью - матка.
человек не волк, но может усвоить повадку волчью.
монархия - мать анархии, но анархия - мать порядка.
славим тебя, правитель с зубастою волчьей пастью!
славим тебя, воитель с жесткой шерстью на холке!
худшее из опьянений - опьянение властью.
вольно тебе, царевич, кататься на сером волке.
вольно тебе человек, но скорее больно и страшно.
хуже, когда по рукам и ногам, а глотка заткнута кляпом.
к каждой безумной мысли приставлен страж, но
мы доверяем волчьей пасти и волчьим лапам.

***
Они шли за насилием, словно пахарь за плугом.
Помнят, что нас убивали, но верят, что - по заслугам.
Кто-то в трезвом уме, кто-то -в угаре пьяном,
они поступали, с нами, как на огороде с бурьяном,
в Одессе с Шапиро, в Шуши с Тер-Григоряном.
Останутся окна без стекол, проломы в стенах,
но нет ни воздуха в легких, ни крови в венах,
Дети дрожат, но внуки мечают о переменах.
Садись к столу, чувствуй себя как дома,
будем жить как люди, без резни и погрома,
будем жить, накопим деньжат, расскажем правнукам сказки.
Что между зубами кинжал зажат, так это так, для отмазки.
Могилы предков твоих я сравняю с землей твоею.
Ты уж прости, но иначе я поступать не умею.

***
Старый архимандрит-ашуг, несравненный Саят-Нова,
вот и тебя смололи истории жернова,
вот и храм разоренный сурб Геворг превратился в морг,
вот и служение женщине превратилось в постыдный торг,
вот и ты опалою опалён от лица царя удалён,
постриженье в монахи - новая смена имен,
вот состарился ты, певец восхитительных жен,
но и жены состарились, и монастырь сожжен,
то лезгины, то персы, то налёт то набег,
вот житейского моря волна, вот и тихий смиренный брег.
Вот и зимний шквал, ледяной перевал,
вот - неузнаваем друг, которого в юности ты знавал.
Неузнаваем друг, такой же, как ты - ашуг,
старость - ледник, юность - цветущий луг.
Слушай палач, что тебе говорит старый архимандрит,
сердце рыдает, а город огнем горит,
вот певец молчит, а пулемет строчит,
и бомбардировщик рычит, смерть в двери наши стучит,
вознесется к иным мирам врагами разрушенный храм,
никто не споет "Сурб! Сурб! Сурб!", не приступит к святым дарам.
То турок, то перс, то евнух царя, то царь,
сколько раз била судьба - попробуй - еще ударь!
Сам Господь с тобой говорит - ужасны Его слова,
старый архимандрит, несравненный Саят-Нова

***
свита знает много голого о короле
клабище точно знает сколько людей перемерло
турок знает что армянину места нет на земле
исламист с ножом помнит где у еврея горло
римлянин знает что терновый венец на челе
и копье под ребро все грехи человечества стерло
это врожденное знание это ненависть до конца
это язык без костей это развязаны руки
это лицо спадает с маски а не маска с лица
это вечная схватка лжерелигии и лженауки
это стих покаянный застрявший в горле чтеца
это муки небытия побеждают предсмертные муки
век смеется и кто нам раскажет что рассмешило тьму
на всякий ген свой геноцид как на корыто корыто
это загадка о гробе и чего не хватает ему
думаю и не пойму подсознание шито-крыто
учитель дает уроки лицемерия на дому
бел хитон жаль пятно кровавое не отмыто
все говорят как будто бы а настоящее не в чести
облака продырявлены истребителями навылет
штыки прорастают сквозь землю им еще расти и расти
воздух выпит и огнь из геенны вылит
губитель приходит в дом говорит что пришел спасти
зло вступило в схватку со злом но никто не осилит

***
Ни вечного диалога розы и соловья,
ни бессмертного сопоставления Бога и муравья,
не поймешь, в зачумленой советской долине живя,
в маяковской диаде снега и, если случится, - жнивья.
Где-то вечность хранится. Там, где воды стоят на горах,
где долгие тосты мужчины говорят на пирах,
где житель долины жмется к стенам на первых порах,
и за каждой скалою прячется высокогорный страх.
Успокойся, житель долины, ты не в своем уме!
Скалы - убежище зайцам, так поется в псалме.
Дивны дела Твои, Господи, свет возжегший во тьме!
Но душа человека в теле, как заключенный в тюрьме.
И что тебе делать в горах, победоносный росс?
Где твои гончарные ноги, саблезубый колосс?
Вот ашуг завершил свою песню - в последней строке вопрос.
И новый певец ответом вторую песню вознес
к вершинам неколебимым, застывшим вдали во льду,
к плодам трудов созревшим в каждом саду,
к страстям человеческим, не подлежащим суду,
к тексту, в котором я растворюсь, после того, как уйду.

Чем гуще лес, тем непроходимее он.
Чем древнее народ, тем неистребимее он.
Тайны здесь нет: другие скрылись в глубинах земли,
которую от врагов они защитить не смогли.
Видно были стены их городов непрочны.
Крепости их разрушены, жители истреблены.
А эти врастали в скалы, заменявшие им матерей,
укрепляли веру стенами древних монастырей,
восьмигранные башни - восьмерик на четверике.
Остров в огромном озере начало дает реке.
Вот чего не бывает: конусы-купола.
Не в озеро речка впадала - из озера речка текла,
текла, текла да не вытекла, и во веки веков
в глубинах играют рыбы с отражением облаков.
Пусть озеро глубоко, зато небосвод высок.
В железном ящике свечи - их зарывают в песок.
Свечи в песке лучше праха людского в золе.
Не взятые в плен живыми рассеяны по земле.
Тем, кто разбросан в мире, легче остаться в живых.,
без ран ножевых и криков варваров сторожевых.
Но что народу до варваров? Что он ответит им.
Я - древний народ - не сломлен и неистребим.

Пейзаж. Звартноц.
Я проезжал мимо развалин храма - вот
лежат вповалку мощные колонны,
вдали плывут вершины Арарата.
Самой горы не видно. Разворот
пространства. Жаль - его законы
верны, хоть перспектива - грубовата-
вот, что дал Бог нам от Своих щедрот.
О, древности тягучий элексир!
Подлунный мир похож на сувенир.
Альбом или набор цветных открыток,
так копия крадет исподтишка
у подлинника. Где ориентир?
Внутри колонны каменеет свиток,
и облако взирает свысока
на проходящих мимо. Вот земля
пропитанная кровью, но, сжимая
в горсти, не выжмешь сок из рыжей глины,
спасенный Ной выводит с корабля
трех сыновей, а птиц небесных стая
сама взлетает. Храмы-исполины,
свое существование продля,
со страхом ждут землетрясений. Что ж,
века свершений, муки разрушений,
потомки Хама - скопище номадов.
В глазах - провал, в зубах зажатый нож,
как ненавистно все, что совершенней,
и суд племен страшней чем пламень адов,
и день суда на день расправ похож.
Армения! Живых камней судьба
бывает горше, чем налет страданий
на темно-синем небе замутненном,
и даже Бог не прыгнет выше лба,
и в этот ранний час, щемяще-ранний
Он прячется от нас за небосклоном.
И в эти дни - бессмысленна мольба.

***
О тысячах мертвых окон Шуши писал Мандельштам,
о домах, наполненных призраками вырезанных горожан.
А теперь говорят, Мандельштам оказался там
по заданию НКВД - клеветать на Азербайджан.
Что получил по заслугам вырезанный народ.
засиделся в гостях на чужой земле за чужим столом,
и что двадцать третье марта, двадцатый век и двадцатый год?
Зачем вы пугаете нас этой датой, этим числом?
Нет, не было мертвых окон и жертвенной пустоты,
и горстки торговцев на площади, свидетельнице резни.
Кто защитит поэта от клеветы? И Голос сказал мне: "Ты
защитить не сможешь, и все же - попробуй, рискни".
Едет печальный Осип - шизоид и интроверт,
рядом - Надежда. Тяжкий труд быть женой.
Погонщик безносый правит в Степанакерт.
Мертвый город Шуши остался там, за спиной.
Сифилитик в кожаной маске гонит тощих коней.
И чумное небо пугает темной своей синевой.
Мандельштам обнимает жену, наклоняется к ней,
и хищная птица-судьба пролетает над головой.
И арест на расстоянии вытянутой руки.
Чердынь, Воронеж, Владивосток - последний этап.
И - за спинами палачей гогочут клеветники.
И смеху тирана подхихикивает сатрап.

***
человек есть то, что он видит - к примеру - огромную гору
белым облаком нависающую над долиной.
человек есть то, что он строит, приглядись к замку или собору.
человек есть то, чем он станет - рыжей гончарной глиной.
человек есть то, что над прахом его поставят,
например, плиту с крестом окруженным неповторимым узором.
человек есть то, за что потомки его прославят,
человек есть то, на что Господь поглядит с укором.
человек есть страдание, жертва Истории на алтаре эпохи.
человек есть мироздание, сжатое в капле крови.
человек есть плач и вздохи, ибо дела наши плохи,
человек есть взгляд - веки, ресницы, брови.
человек есть власть с непокорностью одновременно.
человек есть страсть и сердечная рана.
человек есть, что истлевает, и то, что нетленно,
например, как детские краски на книгах Матенадорана.

***
судьба долин решается высоко в горах.
а может быть выше, за облаками, но как узнать?
река времен в ущелье течет и уносит страх,
который вторгался в душу, как иноземная рать.
костью в горле иноплеменных стоит слово "Арцах".
осколки истории нелегко воедино собрать.
царь-просветитель стоит, на ладони собор держа.
барельеф застыл на тысячелетней стене.
тысячу лет разбойник из рук не выпускал ножа.
топил соседей в крови, а совесть в вине.
вор всегда недоволен результатами грабежа.
тиран держит горло слуги в железной клешне.
стонет земля, но слышим ли мы этот стон.
ветер листает книги, но слышим ли шелест страниц?
у нас мерки свои - голосованье в ООН,
аннексия Крыма, нерушимость наших границ.
мы любим законы, нарушая каждый закон,
и кусаем владыку за щиколотку, перед ним падая ниц.
кто мы? пьяный Иван да хохол-хитрован,
да еврей, забывший о Моисее и могилах отцов.
а где-то облако тает, погружаясь в Севан,
и ангелы слушают тихие голоса чтецов.
и младенцы смотрят в небо, как в океан,
отвернувшись от мыслей земных и материнских сосцов.

***
столкновение цивилизаций или война миров?
горит родная земля под ногами, и отчий кров
пробит, и выбиты стекла, и ветер свищет в проем,
и больше нечего делать тебе в доме твоем.
разве только молча ждать незваных гостей,
злых вестей, распоряжений новых властей.
остался пейзаж, к которому с детства привык,
остались воспоминания, остался родной язык,
но ничего не найти, как в иглу в стогу.
и ты не найдешь, и я найти не смогу.
Бог создал горы - коснется - дымятся они.
земля содрогается, в небе гаснут огни.
человек создал орудия страшней катастроф.
кого превратил в мертвеца, кого - в беглеца.
в горниле эпохи ломается ритм стихотворных строф.
царствует злоба, лишенная совести и лица.
бешеный пес, который сорвался с цепи,
роняя слюну, бежит по черной степи.

***
Фундамент храма, что корни древа, срубишь, останется пень.
На небесах этот день отметят, как черный день.
Как живется тебе, христианство, в стране, где царит ислам?
Живется чаще никак, если с горем - то пополам.
Храм похож на древо. Но - слышишь удар топора?
О, Армения, где любая гора - храмовая гора.
И над каждой горою ангел рыдает, паря
над руинами храма, над руинами монастыря.
Иисус уступает место Иссе, Моисей - Муссе.
Как когда-то улицы пере - именованы все.
Соломон, сын Давида - Сулейман ибн Дауд.
На весь гарем один его тайный уд.
Константинополь - Стамбул. святая София - мечеть.
Свищет над куполами вселенская плеть.
Свищет, сшибает кресты, выскребает все изнутри.
Фрески, иконы, могилы и алтари.
Храмы молчат. Поскольку им не впервой.
Накатывает прошлое. Захлестывает с головой.