2009-08-10

borkhers: (Default)
2009-08-10 03:43 am

больной вопрос

Внутреннее разделение, двойная идентичность, поэзия с нечистым "р", с акцентом различной степени тяжести - от едва заметного до совершенно откровенного. Чаяние Нового Иерусалима, скорбь по разрушенному Храму, боль за реальный Иерусалим и реальную Москву, Петербург, Киев, Одессу...
Все это, вероятно, не может быть отброшено ради обретения непротиворечивой идентичности, ради цельности, подобной монолитности камня. Ибо структура интегрированной личности, плотность монолита не оставляет пространства для поэтического творчества.
Напряжение внутреннего диалога, разлом бытия, требующий обезболивания, если не исцеления, это ли не почва для стихов высочайшего накала? Бесконечный выбор, который никогда не будет сделан. Внутренние сомнения и внешние удары с двух сторон. Все это надлежит претерпеть. Ради чего?
Ни денег, ни настоящей славы не приносит сегодня русское стихосложение. Не за стихи полюбит поэта прекрасная дама, не закажет ему Держава оды на восшествие на престол господина К. Не оплатит иностранная разведка стихотворного пасквиля на вскормившую ренегата землю.
Лишь иррациональная, необъяснимая преданность Слову может оправдать мало кому нужное творчество, поглощающее время, эмоции, душевные силы.
В случае еврейско-русской поэзии это преданность русскому слову, языку, вскормившему душу еврея вместе с молоком русскоговорящей еврейской матери. Говорящей все с тем же акцентом.
Поле этого смешанного стихотворчества продолжает плодоносить.
Как бы то ни было, урожай с этого поля собирает русская культура, русская поэзия. И ей решать, как распорядиться русско-еврейским наследием.

Вот, пожалуй, и все.
borkhers: (Default)
2009-08-10 03:43 am

больной вопрос

Внутреннее разделение, двойная идентичность, поэзия с нечистым "р", с акцентом различной степени тяжести - от едва заметного до совершенно откровенного. Чаяние Нового Иерусалима, скорбь по разрушенному Храму, боль за реальный Иерусалим и реальную Москву, Петербург, Киев, Одессу...
Все это, вероятно, не может быть отброшено ради обретения непротиворечивой идентичности, ради цельности, подобной монолитности камня. Ибо структура интегрированной личности, плотность монолита не оставляет пространства для поэтического творчества.
Напряжение внутреннего диалога, разлом бытия, требующий обезболивания, если не исцеления, это ли не почва для стихов высочайшего накала? Бесконечный выбор, который никогда не будет сделан. Внутренние сомнения и внешние удары с двух сторон. Все это надлежит претерпеть. Ради чего?
Ни денег, ни настоящей славы не приносит сегодня русское стихосложение. Не за стихи полюбит поэта прекрасная дама, не закажет ему Держава оды на восшествие на престол господина К. Не оплатит иностранная разведка стихотворного пасквиля на вскормившую ренегата землю.
Лишь иррациональная, необъяснимая преданность Слову может оправдать мало кому нужное творчество, поглощающее время, эмоции, душевные силы.
В случае еврейско-русской поэзии это преданность русскому слову, языку, вскормившему душу еврея вместе с молоком русскоговорящей еврейской матери. Говорящей все с тем же акцентом.
Поле этого смешанного стихотворчества продолжает плодоносить.
Как бы то ни было, урожай с этого поля собирает русская культура, русская поэзия. И ей решать, как распорядиться русско-еврейским наследием.

Вот, пожалуй, и все.
borkhers: (Default)
2009-08-10 02:03 pm

verses

***

Подземное книгохранилище - что городская свалка
или, точнее, барак - пронумерованы и на полке.
Плачет о нас судьба, как по собаке палка,
как Иван-царевич о сером волке,

как сестрица Аленушка плачет по братцу-козленку,
книгу раскрыть - что воды попить из копытца.
И козленок прыгает, и глядит на сестренку,
а сестренка плачет, не смотрит - идет топиться.

И никогда не знаешь, как тебя встретят,
поверит ли кто тому, что ты рассказала.
Над зеленой ряской кувшинки светят
как лампы над столами читального зала.
borkhers: (Default)
2009-08-10 02:03 pm

verses

***

Подземное книгохранилище - что городская свалка
или, точнее, барак - пронумерованы и на полке.
Плачет о нас судьба, как по собаке палка,
как Иван-царевич о сером волке,

как сестрица Аленушка плачет по братцу-козленку,
книгу раскрыть - что воды попить из копытца.
И козленок прыгает, и глядит на сестренку,
а сестренка плачет, не смотрит - идет топиться.

И никогда не знаешь, как тебя встретят,
поверит ли кто тому, что ты рассказала.
Над зеленой ряской кувшинки светят
как лампы над столами читального зала.