verses
***
Уходил бы ты, - сказала она, - мне с тобою спать, как с отцом родным,
или с двоюродным братом, или с младенцем грудным,
а ночь тянулась и вытянулась, занимался поздний рассвет,
как-никак ноябрь, и она решила - а почему бы и нет?
И он остался. Они согрешали содомским грехом,
слушали роллингов, катались друг на друге верхом,
он ржал лошадкой, она хохотала так,
что груди тряслись, он тихо фыркал в кулак.
У нее была комната восемнадцать квадратов, плюс кухня - семь и балкон.
Между стекол румынской горки - репродукции старых икон,
Хемингуэй - резьба по покрытой черным лаком доске, борода, берет.
В каждом втором сувенирном продавался такой портрет.
Дом был стандартный. блочный, хрущевка на пять этажей.
В квартире были прописаны покойная бабка и двое бывших мужей.
Водился кофе "арабика", кофемолка и турка, чай номер тридцать шесть:
грузинский, но, говорили, что примесь индийского есть.
Не хуже чем у людей. К полудню - клонило в сон.
Она, как была, отрубилась, а он
молча стоял у окна, прикрывая пах,
с черт знает чем в голове, с папироской в зубах.
Уходил бы ты, - сказала она, - мне с тобою спать, как с отцом родным,
или с двоюродным братом, или с младенцем грудным,
а ночь тянулась и вытянулась, занимался поздний рассвет,
как-никак ноябрь, и она решила - а почему бы и нет?
И он остался. Они согрешали содомским грехом,
слушали роллингов, катались друг на друге верхом,
он ржал лошадкой, она хохотала так,
что груди тряслись, он тихо фыркал в кулак.
У нее была комната восемнадцать квадратов, плюс кухня - семь и балкон.
Между стекол румынской горки - репродукции старых икон,
Хемингуэй - резьба по покрытой черным лаком доске, борода, берет.
В каждом втором сувенирном продавался такой портрет.
Дом был стандартный. блочный, хрущевка на пять этажей.
В квартире были прописаны покойная бабка и двое бывших мужей.
Водился кофе "арабика", кофемолка и турка, чай номер тридцать шесть:
грузинский, но, говорили, что примесь индийского есть.
Не хуже чем у людей. К полудню - клонило в сон.
Она, как была, отрубилась, а он
молча стоял у окна, прикрывая пах,
с черт знает чем в голове, с папироской в зубах.
