Из архива (2007)
***
А пошли вы все со своей цикутой —
говорит Сократ – давно пора собираться.
Уже светает. С каждой минутой
зеленее край небосклона. Два хилых братца-
философа ждут у входа. Стража в отрубе.
Подпоить солдата – милое дело.
Им, солдатам, должно быть, позднее влетело
за то, что они позабыли о трупе,
вместо которого живое немолодое тело.
До берега добираются после полудня.
Галера вдали. Лодкa стоит наготове. Ну что же!
У этой воды консистенция студня.
Весло увязает, запекаются сгустки. Ничтоже
сумняшеся, подплываем вплотную
к огромной плавучей сороконожке. Парус
дополняет весла. Мыс к югу продолжен
цепочкой скал, на которые накатывают волны.
Ну, бормочет Сократ, не умру, а только состарюсь.
Мы должны петуха Асклепию. Впрочем, довольно
ворчать, никто никому ничего не должен.
А пошли вы все со своей цикутой —
говорит Сократ – давно пора собираться.
Уже светает. С каждой минутой
зеленее край небосклона. Два хилых братца-
философа ждут у входа. Стража в отрубе.
Подпоить солдата – милое дело.
Им, солдатам, должно быть, позднее влетело
за то, что они позабыли о трупе,
вместо которого живое немолодое тело.
До берега добираются после полудня.
Галера вдали. Лодкa стоит наготове. Ну что же!
У этой воды консистенция студня.
Весло увязает, запекаются сгустки. Ничтоже
сумняшеся, подплываем вплотную
к огромной плавучей сороконожке. Парус
дополняет весла. Мыс к югу продолжен
цепочкой скал, на которые накатывают волны.
Ну, бормочет Сократ, не умру, а только состарюсь.
Мы должны петуха Асклепию. Впрочем, довольно
ворчать, никто никому ничего не должен.
no subject
Все будет иначе. Христос опоздает на казнь,
И даже, представьте, вообще прогуляет Голгофу,
Положит туда, где росло, свой хайратник терновый,
И скажет Каифе:"Который тут временный, слазь".
Он скажет: "Идите все на фиг, ломайся, Пилат.
Не стоит кричать и засовывать пальцы в стигматы:
Святые не станут от этого более святы,
Оставьте пустое позерство для тех, кто не свят".
Салагу Иуду пошлют в магазин за вином,
Ведь это вино, а не кровь, и не красное даже.
Апостолы сядут и вмажут, и сызнова вмажут,
И сызнова вмажут - но все это будет потом.
Потом Иисус возвратится домой наконец.
Захватит дыханье от запаха солнечных стружек.
Он будет стараться, и день его будет загружен,
И скажет довольно: "Могешь!" - постаревший отец.
Возрадуемся, что не будет ни лести, ни врак,
А будут лишь хлеб и вино, да цветы на дороге,
Все будет как надо, вот, разве что, жалко немного,
Что свой гонорар не получат Матфей или Марк...
no subject
no subject
no subject
no subject
"Возрадуемся, что не будет ни лести, ни врак,
А будут лишь хлеб и вино, да цветы на дороге,"
Автору не важно воскресение, а только - нагорная проповедь, грубо говоря. Иисус-гуру, иисус-ребе, без церкви, икон, золотых риз и прочего.
Соответственно, любовь к проповеди, к морали нового завета, и ерничество-презрение к подвигу воскресения. Помните, Карамазова и его разговор со старцем, "ежели бессмертия нет, то все дозволено"? Автор говорит какбэ - я готов служить любви даже если бессмертия (т.е. и Голгофы) нет, для меня это не важно.
Но чувствуется, что и в этом автор, не смотря на браваду, не уверен...
Собственно, примерно об этом же и "Сократ" - вроде, такая смерть - лишняя, а вроде и...
"Ну, бормочет Сократ, не умру, а только состарюсь." - этот парадокс в общем выдает отношение автора к альтернативе... :)
no subject
no subject
no subject