![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
по поводу романа Колядиной
Вряд ли буду его читать, а писать, не читая - плохая советская традиция. Но вот, наткнулся на рецензию, написанную духовным лицом. Иеромонах справедливо пишет, что священнику не положено вникать на исповеди в подробности сексуальной жизни кающегося...
Так-то оно так. Не положено. Но бывает всякое. Вот известный отрывок из "Жития протопопа Аввакума".
"Егда еще был в попех, прииде ко мне исповедатися девица, многими грехми обремененна, блудному делу и малакии всякой повинна; нача мне, плакавшеся, подробну возвещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем блудным, и горько мне бысть в той час: зажег три свещи и прилепил к налою, и возложил руку правую на пламя, и держал, дондеже во мне угасло злое разжение, и, отпустя девицу, сложа ризы, помоляся, пошел в дом свой зело скорбен. Время же, яко полнощи, и пришед во свою избу, плакався пред образом господним, яко и очи опухли, и моляся прилежно, да же отлучит мя бог от детей духовных, понеже бремя тяжко, неудобь носимо.",
А вот пример поновее - в начале восьмидесятых привел я в храм жену друга. которая хотела исповедоваться и причаститься. Делала она это впервые. Я подошел к исповеди первым. Она подошла вслед за мной, священник накрыл ей голову епитрахилью. Через десять минут моя знакомая, рыдая, выбежала из храма. Потом рассказала мне, что священник именно расспрашивал о "деталях"...
Не знаю, пришла ли эта женщина в храм второй раз - вскоре они с мужем уехали за рубеж.
То-то и плохо у нас у нас, что положено так, а делается иначе.
Впрочем, по приводимым цитатам видно, что не знает автор ни лексики церковной, ни русского языка семнадцатого столетия. Собственно, никто этого языка не знает, ибо письменные источники и живая народная речь - разные вещи.
Так-то оно так. Не положено. Но бывает всякое. Вот известный отрывок из "Жития протопопа Аввакума".
"Егда еще был в попех, прииде ко мне исповедатися девица, многими грехми обремененна, блудному делу и малакии всякой повинна; нача мне, плакавшеся, подробну возвещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем блудным, и горько мне бысть в той час: зажег три свещи и прилепил к налою, и возложил руку правую на пламя, и держал, дондеже во мне угасло злое разжение, и, отпустя девицу, сложа ризы, помоляся, пошел в дом свой зело скорбен. Время же, яко полнощи, и пришед во свою избу, плакався пред образом господним, яко и очи опухли, и моляся прилежно, да же отлучит мя бог от детей духовных, понеже бремя тяжко, неудобь носимо.",
А вот пример поновее - в начале восьмидесятых привел я в храм жену друга. которая хотела исповедоваться и причаститься. Делала она это впервые. Я подошел к исповеди первым. Она подошла вслед за мной, священник накрыл ей голову епитрахилью. Через десять минут моя знакомая, рыдая, выбежала из храма. Потом рассказала мне, что священник именно расспрашивал о "деталях"...
Не знаю, пришла ли эта женщина в храм второй раз - вскоре они с мужем уехали за рубеж.
То-то и плохо у нас у нас, что положено так, а делается иначе.
Впрочем, по приводимым цитатам видно, что не знает автор ни лексики церковной, ни русского языка семнадцатого столетия. Собственно, никто этого языка не знает, ибо письменные источники и живая народная речь - разные вещи.
no subject
С премиями вообще иная проблема - их много, поэтому каждый год
необходжимо назвать десять-двадцать-тридцать лауреатов.... Представьте - один Нобель на весь мир, и тот небезупроечен.
А тут - двадцать на одну Мск!
no subject