Entry tags:
Записки психиатра
*
Как-то ранним утром меня разбудил телефонный звонок. Я встаю рано, на рассвете. Но этот звонок был действительно ранним - пять утра. "Я вернусь домой рано, ты еще будешь спать" - была такая шутка. Что-то случилось - подумал я, что? - и приподнявшись на локте приложил трубку к уху. Звонил Д.И. Я знал, что он очень болен. Но что случилось с его голосом? Глухой, необычно низкий. Речь замедленная, нечеткая. Плохи дела, совсем плохи.
*
-Вы консультировали больную П.? -спрашивает Д.И. Я честно признаюсь, что консультировал, почему бы и нет? Голос Д.И. становится напряженным. Как Вы можете, - говорит он - консультировать психиатрическую пациентку не будучи психиатром (он иногда любил говорить, что я не психиатр, а психолог, не психолог. а невропатолог, в зависимости от ситуации) и не работая в нашей больнице? (я уже довольно давно уволился, при обстоятельствах, о которых уже писал) Наша больница, отвечаю, не единственное учреждение где лечат психически больных. И я - вполне официальный психиатр. Но Д.И. не слышит меня. Вы обязаны - продолжает он - позвонить ее родственникам и прямо сказать, что Вы не можете ничем ей помочь. Он помолчал и вновь повторил - замедленным, приглушенным голосом: ничем не можете ей помочь.
*
Плохи дела, - подумал я, - совсем плохи. Звонить мне в пять утра по этому поводу... Хорошо, отвечаю, я им позвоню (а откуда у меня их телефон? Я не записывал телефоны родственников больных вместе со сведениями, чем они могут быть мне полезны. Многие доктора поступали иначе). Д.И. положил трубку.
*
Крепок духом старик! -сказал я Люсе, которая, проснувшись, удивленно смотрела на меня. Пытается контролировать мою практику, лежа на смертном одре. О ком ты? - спросила Люся. Мы поженились уже в мой послебольничный период, и она была, что называется, не в курсе.
*
Если бы не этот звонок, я, наверно, забыл бы о П. А так - она и сейчас перед моими глазами. Молодая, привлекательная женщина. Вполне эмоциональная, без характерных для шизофрении мимических движений. У не был постоянный интенсивный слуховой галлюциноз, голоса комментировали каждое ее движение, давали указания. Больная понимала, что это - галлюцинации, ее поведение оставалось обычным. Но внутренняя жизнь больной была ужасна. Голоса создавали некий постоянный фон для ее мыслей, действий, чувств. Как "глушилка" поверх голоса диктора ВВС в былые времена...
*
Ей я обязан мыслью, наверное. уже не раз высказанной, но кто знает? Я подумал, что слуховые галлюцинации по своему содержанию весьма напоминают так называемую "эгоцентрическую речь" маленьких детей, описанную Жаном Пиаже. Дети говорят сами себе, комментируют свои движения, отдают себе приказы... У взрослого это - глубоко регрессивный психический материал. Каковым и положено быть галлюцинациям.
*
Конечно, родственникам П. я не позвонил. Да и они меня не тревожили.
*
Через неделю Д.И. скончался. Мы с Сергеем пришли в больницу проститься с ним. Преемник, ненавидевший покойного лютой ненавистью, сказал панегирическую надгробную речь. Мы стояли молча. Да, Д.И. очень не любил нас в последние годы. Но мы слишком ценили его для того, чтобы ответить на эти чувства взаимностью. На кладбище не поехали, вместо этого прошли по больнице, зашли в несколько отделений, где работали наши добрые знакомые и друзья. Это был более адекватный акт прощания, чем стояние в крематории... Я понимал, что больше в больнице не появлюсь - ни как сотрудник, ни как консультант. А как пациент? Тут не зарекаются, как он сумы и от тюрьмы. Не дай Бог.
*
Сергею как-то пришлось все же туда зайти по каким-то делам. Я перестал принимать приглашения коллег на неофициальные консультации и с тех пор в больнице не появлялся. Помню открытую дверь в кабинет, белый халат Д.И. брошенный на спинку его легендарного огромного красного плюшевого кресла. Белое на красном, как польский флаг - как не запомнить.
Как-то ранним утром меня разбудил телефонный звонок. Я встаю рано, на рассвете. Но этот звонок был действительно ранним - пять утра. "Я вернусь домой рано, ты еще будешь спать" - была такая шутка. Что-то случилось - подумал я, что? - и приподнявшись на локте приложил трубку к уху. Звонил Д.И. Я знал, что он очень болен. Но что случилось с его голосом? Глухой, необычно низкий. Речь замедленная, нечеткая. Плохи дела, совсем плохи.
*
-Вы консультировали больную П.? -спрашивает Д.И. Я честно признаюсь, что консультировал, почему бы и нет? Голос Д.И. становится напряженным. Как Вы можете, - говорит он - консультировать психиатрическую пациентку не будучи психиатром (он иногда любил говорить, что я не психиатр, а психолог, не психолог. а невропатолог, в зависимости от ситуации) и не работая в нашей больнице? (я уже довольно давно уволился, при обстоятельствах, о которых уже писал) Наша больница, отвечаю, не единственное учреждение где лечат психически больных. И я - вполне официальный психиатр. Но Д.И. не слышит меня. Вы обязаны - продолжает он - позвонить ее родственникам и прямо сказать, что Вы не можете ничем ей помочь. Он помолчал и вновь повторил - замедленным, приглушенным голосом: ничем не можете ей помочь.
*
Плохи дела, - подумал я, - совсем плохи. Звонить мне в пять утра по этому поводу... Хорошо, отвечаю, я им позвоню (а откуда у меня их телефон? Я не записывал телефоны родственников больных вместе со сведениями, чем они могут быть мне полезны. Многие доктора поступали иначе). Д.И. положил трубку.
*
Крепок духом старик! -сказал я Люсе, которая, проснувшись, удивленно смотрела на меня. Пытается контролировать мою практику, лежа на смертном одре. О ком ты? - спросила Люся. Мы поженились уже в мой послебольничный период, и она была, что называется, не в курсе.
*
Если бы не этот звонок, я, наверно, забыл бы о П. А так - она и сейчас перед моими глазами. Молодая, привлекательная женщина. Вполне эмоциональная, без характерных для шизофрении мимических движений. У не был постоянный интенсивный слуховой галлюциноз, голоса комментировали каждое ее движение, давали указания. Больная понимала, что это - галлюцинации, ее поведение оставалось обычным. Но внутренняя жизнь больной была ужасна. Голоса создавали некий постоянный фон для ее мыслей, действий, чувств. Как "глушилка" поверх голоса диктора ВВС в былые времена...
*
Ей я обязан мыслью, наверное. уже не раз высказанной, но кто знает? Я подумал, что слуховые галлюцинации по своему содержанию весьма напоминают так называемую "эгоцентрическую речь" маленьких детей, описанную Жаном Пиаже. Дети говорят сами себе, комментируют свои движения, отдают себе приказы... У взрослого это - глубоко регрессивный психический материал. Каковым и положено быть галлюцинациям.
*
Конечно, родственникам П. я не позвонил. Да и они меня не тревожили.
*
Через неделю Д.И. скончался. Мы с Сергеем пришли в больницу проститься с ним. Преемник, ненавидевший покойного лютой ненавистью, сказал панегирическую надгробную речь. Мы стояли молча. Да, Д.И. очень не любил нас в последние годы. Но мы слишком ценили его для того, чтобы ответить на эти чувства взаимностью. На кладбище не поехали, вместо этого прошли по больнице, зашли в несколько отделений, где работали наши добрые знакомые и друзья. Это был более адекватный акт прощания, чем стояние в крематории... Я понимал, что больше в больнице не появлюсь - ни как сотрудник, ни как консультант. А как пациент? Тут не зарекаются, как он сумы и от тюрьмы. Не дай Бог.
*
Сергею как-то пришлось все же туда зайти по каким-то делам. Я перестал принимать приглашения коллег на неофициальные консультации и с тех пор в больнице не появлялся. Помню открытую дверь в кабинет, белый халат Д.И. брошенный на спинку его легендарного огромного красного плюшевого кресла. Белое на красном, как польский флаг - как не запомнить.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Хороший учитель был, помнил всех своих ... Сейчас мало таких
no subject
no subject
Ф.Березин