***
Меняю комнату в коммуне,
девять квадратных метров,
на двухкомнатную сталинку
в центре города.
Знаете ли вы хоть кого-нибудь,
кому бы удался подобный обмен?
А вот я знал двух упрямых
несимпатичных людей,
которые уперлись лбами
в стены своего пенала,
склепа, комнаты, называйте как угодно.
Они говорили – мы уйдем отсюда
только в двухкомнатную квартиру,
только в центре города,
только в сталинском доме.
Всех уже отселили.
Они остались одни.
Как бельмо на глазу.
Как кость в горле.
Как пятое колесо, называйте как угодно.
Им отключили воду.
Им отключили свет.
Им отключили газ.
Если бы это возможно им отключили бы воздух,
перекрыли бы кислород, как говорят в Одессе.
Им говорили: отсюда
вас унесут на кладбище.
Да, - говорил старик, - на кладбище,
на третье еврейское, но не отсюда,
а из двухкомнатной сталинки в центре города.
И они получили свое, вернее чужое,
им выкроили какие-то деньги,
вероятно, за счет других.
Второй этаж, сталинский дом,
светлые окна. Ремонта нет,
но можно жить. Можно.
Однажды он ей сказал: Лена,
как мы могли так просчитаться!
Мы забыли об нашем сыне!
Об этом пьянице? – спросила бабушка Лена.
Да, о нем. Он получит эту квартиру.
Он продаст ее и пропьет.
Той комнатки ему бы хватило
на месяц другой, у него остался бы шанс выжить.
Это дорогая квартира.
он умрет, пропивая вырученные деньги.
Мы убили нашего сына, ты понимаешь?
Да, - ответила бабушка Лена, - я понимаю.
Где раньше была твоя голова, Яша?
Извини, - ответил Яша, я только теперь подумал.
Думать надо всегда, - ответила Лена.
И кто бы не согласился с еврейской старухой,
несимпатичной, твердой, как камень.
Меняю комнату в коммуне,
девять квадратных метров,
на двухкомнатную сталинку
в центре города.
Знаете ли вы хоть кого-нибудь,
кому бы удался подобный обмен?
А вот я знал двух упрямых
несимпатичных людей,
которые уперлись лбами
в стены своего пенала,
склепа, комнаты, называйте как угодно.
Они говорили – мы уйдем отсюда
только в двухкомнатную квартиру,
только в центре города,
только в сталинском доме.
Всех уже отселили.
Они остались одни.
Как бельмо на глазу.
Как кость в горле.
Как пятое колесо, называйте как угодно.
Им отключили воду.
Им отключили свет.
Им отключили газ.
Если бы это возможно им отключили бы воздух,
перекрыли бы кислород, как говорят в Одессе.
Им говорили: отсюда
вас унесут на кладбище.
Да, - говорил старик, - на кладбище,
на третье еврейское, но не отсюда,
а из двухкомнатной сталинки в центре города.
И они получили свое, вернее чужое,
им выкроили какие-то деньги,
вероятно, за счет других.
Второй этаж, сталинский дом,
светлые окна. Ремонта нет,
но можно жить. Можно.
Однажды он ей сказал: Лена,
как мы могли так просчитаться!
Мы забыли об нашем сыне!
Об этом пьянице? – спросила бабушка Лена.
Да, о нем. Он получит эту квартиру.
Он продаст ее и пропьет.
Той комнатки ему бы хватило
на месяц другой, у него остался бы шанс выжить.
Это дорогая квартира.
он умрет, пропивая вырученные деньги.
Мы убили нашего сына, ты понимаешь?
Да, - ответила бабушка Лена, - я понимаю.
Где раньше была твоя голова, Яша?
Извини, - ответил Яша, я только теперь подумал.
Думать надо всегда, - ответила Лена.
И кто бы не согласился с еврейской старухой,
несимпатичной, твердой, как камень.