***
Не умер, но спит, ворочается с боку на бок.
В тяжелом сейфе стопки картонных папок.
Все проклеено. Клей называется гуммиарабик.
Чернила под цвет нарукавников. В коробочке - перья
номер два. Щелкают счеты за дверью.
Бой объявляем ротозейству и легковерью.
Телефонные трубки тяжелей мясорубки.
Секретарша - сердечком алым пухлые губки.
Безумец не умер, но спит. Ожидает побудки.
Нагая лампочка в белом патроне.
Витая проводка. Колонны, как при Нероне.
Блеклое Солнце застыло на небосклоне.
На фанерном столе - лист бумаги зеленой -
суррогат сукна. Время течет по наклонной.
Мелкий бес в трубке сидит телефонной.
То гудит, то звенит, то шипит, то шепчет глухо,
или просто молчит и дышит в глухое ухо.
Триста лет барометр тычется стрелкой в "сухо".
И впрямь - не бывает суше. Убийца в белом халате
продает газировку, не думая о зарплате.
Безумец никак не проснется в поднадзорной палате.
Не умер, но спит, ворочается с боку на бок.
В тяжелом сейфе стопки картонных папок.
Все проклеено. Клей называется гуммиарабик.
Чернила под цвет нарукавников. В коробочке - перья
номер два. Щелкают счеты за дверью.
Бой объявляем ротозейству и легковерью.
Телефонные трубки тяжелей мясорубки.
Секретарша - сердечком алым пухлые губки.
Безумец не умер, но спит. Ожидает побудки.
Нагая лампочка в белом патроне.
Витая проводка. Колонны, как при Нероне.
Блеклое Солнце застыло на небосклоне.
На фанерном столе - лист бумаги зеленой -
суррогат сукна. Время течет по наклонной.
Мелкий бес в трубке сидит телефонной.
То гудит, то звенит, то шипит, то шепчет глухо,
или просто молчит и дышит в глухое ухо.
Триста лет барометр тычется стрелкой в "сухо".
И впрямь - не бывает суше. Убийца в белом халате
продает газировку, не думая о зарплате.
Безумец никак не проснется в поднадзорной палате.