Nov. 29th, 2009
***
Федору Сваровскому
в дальнем космосе обнаружено курево варево и прочая жесть
ртути-фрутти навалом золото-смолото тоже есть
вылетаем завтра встречаемся у привоза в шесть
как ящерица отбрасывает хвост по позвонку
ступени ракеты отваливаются на каждой по траурному венку
в честь тех кто уже погиб и еще погибнет на нашем веку
рыцарский шлем космонавта белые латы не хватает копья
бесконечность и вечность текут друг друга не торопя
в дальнем космосе полно стеклянных бус и цветного тряпья
вылезайте пришельцы из подвалов спускайтесь вниз с чердаков
пейте чешское пиво из бокалов и черпаков
мы все в отлете в отрубе планета ваша во веки веков
мутные стекла некому к пасхе их протирать
в магазинах все даром бери ни копейки не трать
все гробы пусты просто некому да и сам подумай зачем умирать
Федору Сваровскому
в дальнем космосе обнаружено курево варево и прочая жесть
ртути-фрутти навалом золото-смолото тоже есть
вылетаем завтра встречаемся у привоза в шесть
как ящерица отбрасывает хвост по позвонку
ступени ракеты отваливаются на каждой по траурному венку
в честь тех кто уже погиб и еще погибнет на нашем веку
рыцарский шлем космонавта белые латы не хватает копья
бесконечность и вечность текут друг друга не торопя
в дальнем космосе полно стеклянных бус и цветного тряпья
вылезайте пришельцы из подвалов спускайтесь вниз с чердаков
пейте чешское пиво из бокалов и черпаков
мы все в отлете в отрубе планета ваша во веки веков
мутные стекла некому к пасхе их протирать
в магазинах все даром бери ни копейки не трать
все гробы пусты просто некому да и сам подумай зачем умирать
***
Федору Сваровскому
в дальнем космосе обнаружено курево варево и прочая жесть
ртути-фрутти навалом золото-смолото тоже есть
вылетаем завтра встречаемся у привоза в шесть
как ящерица отбрасывает хвост по позвонку
ступени ракеты отваливаются на каждой по траурному венку
в честь тех кто уже погиб и еще погибнет на нашем веку
рыцарский шлем космонавта белые латы не хватает копья
бесконечность и вечность текут друг друга не торопя
в дальнем космосе полно стеклянных бус и цветного тряпья
вылезайте пришельцы из подвалов спускайтесь вниз с чердаков
пейте чешское пиво из бокалов и черпаков
мы все в отлете в отрубе планета ваша во веки веков
мутные стекла некому к пасхе их протирать
в магазинах все даром бери ни копейки не трать
все гробы пусты просто некому да и сам подумай зачем умирать
Федору Сваровскому
в дальнем космосе обнаружено курево варево и прочая жесть
ртути-фрутти навалом золото-смолото тоже есть
вылетаем завтра встречаемся у привоза в шесть
как ящерица отбрасывает хвост по позвонку
ступени ракеты отваливаются на каждой по траурному венку
в честь тех кто уже погиб и еще погибнет на нашем веку
рыцарский шлем космонавта белые латы не хватает копья
бесконечность и вечность текут друг друга не торопя
в дальнем космосе полно стеклянных бус и цветного тряпья
вылезайте пришельцы из подвалов спускайтесь вниз с чердаков
пейте чешское пиво из бокалов и черпаков
мы все в отлете в отрубе планета ваша во веки веков
мутные стекла некому к пасхе их протирать
в магазинах все даром бери ни копейки не трать
все гробы пусты просто некому да и сам подумай зачем умирать
***
Русская княжна в Берлине под бомбами англичан
тащит кошелку с едой какой-никакой:
десять картофелин, гнилой капустный кочан,
кофе-эрзац, пакет с желтоватой мукой.
Близко-близко уже ее народ-исполин
сапогами топает, кричит: На Берлин! На Берлин!
Наливает сто грамм, поминает однополчан.
Тянет руку русский народ к русской княжне
и к мужу ее, очкарику, немцу в кашне;
к последним царским пятеркам-червонцам в мошне.
Штатский хлюпик! А раньше любило ее
стройное подтянутое зверье-офицерье,
кружило в танце, крошило пальцами шоколад,
говорило слова: москва-ленинград-сталинград...
А она смеялась и плакала невпопад.
Вот схватят девочку и посадят в мешок,
взвалят на спину и унесут туда, где золотой петушок
сидит на железном дереве, где родовое гнездо,
где после уже не будет, как было до.
Гудит сирена тревогу. Опять налет. Прожектора.
Народ-исполин размахивает руками, кричит: Ура!
Стреляет из пушек, танки толкает вперед.
Что хуже, ее Берлин или ее народ?
ее русский народ? ее немецкий почти советский Берлин?
Княжна идет и слышит, как воет сирена среди руин.
Русская княжна в Берлине под бомбами англичан
тащит кошелку с едой какой-никакой:
десять картофелин, гнилой капустный кочан,
кофе-эрзац, пакет с желтоватой мукой.
Близко-близко уже ее народ-исполин
сапогами топает, кричит: На Берлин! На Берлин!
Наливает сто грамм, поминает однополчан.
Тянет руку русский народ к русской княжне
и к мужу ее, очкарику, немцу в кашне;
к последним царским пятеркам-червонцам в мошне.
Штатский хлюпик! А раньше любило ее
стройное подтянутое зверье-офицерье,
кружило в танце, крошило пальцами шоколад,
говорило слова: москва-ленинград-сталинград...
А она смеялась и плакала невпопад.
Вот схватят девочку и посадят в мешок,
взвалят на спину и унесут туда, где золотой петушок
сидит на железном дереве, где родовое гнездо,
где после уже не будет, как было до.
Гудит сирена тревогу. Опять налет. Прожектора.
Народ-исполин размахивает руками, кричит: Ура!
Стреляет из пушек, танки толкает вперед.
Что хуже, ее Берлин или ее народ?
ее русский народ? ее немецкий почти советский Берлин?
Княжна идет и слышит, как воет сирена среди руин.
***
Русская княжна в Берлине под бомбами англичан
тащит кошелку с едой какой-никакой:
десять картофелин, гнилой капустный кочан,
кофе-эрзац, пакет с желтоватой мукой.
Близко-близко уже ее народ-исполин
сапогами топает, кричит: На Берлин! На Берлин!
Наливает сто грамм, поминает однополчан.
Тянет руку русский народ к русской княжне
и к мужу ее, очкарику, немцу в кашне;
к последним царским пятеркам-червонцам в мошне.
Штатский хлюпик! А раньше любило ее
стройное подтянутое зверье-офицерье,
кружило в танце, крошило пальцами шоколад,
говорило слова: москва-ленинград-сталинград...
А она смеялась и плакала невпопад.
Вот схватят девочку и посадят в мешок,
взвалят на спину и унесут туда, где золотой петушок
сидит на железном дереве, где родовое гнездо,
где после уже не будет, как было до.
Гудит сирена тревогу. Опять налет. Прожектора.
Народ-исполин размахивает руками, кричит: Ура!
Стреляет из пушек, танки толкает вперед.
Что хуже, ее Берлин или ее народ?
ее русский народ? ее немецкий почти советский Берлин?
Княжна идет и слышит, как воет сирена среди руин.
Русская княжна в Берлине под бомбами англичан
тащит кошелку с едой какой-никакой:
десять картофелин, гнилой капустный кочан,
кофе-эрзац, пакет с желтоватой мукой.
Близко-близко уже ее народ-исполин
сапогами топает, кричит: На Берлин! На Берлин!
Наливает сто грамм, поминает однополчан.
Тянет руку русский народ к русской княжне
и к мужу ее, очкарику, немцу в кашне;
к последним царским пятеркам-червонцам в мошне.
Штатский хлюпик! А раньше любило ее
стройное подтянутое зверье-офицерье,
кружило в танце, крошило пальцами шоколад,
говорило слова: москва-ленинград-сталинград...
А она смеялась и плакала невпопад.
Вот схватят девочку и посадят в мешок,
взвалят на спину и унесут туда, где золотой петушок
сидит на железном дереве, где родовое гнездо,
где после уже не будет, как было до.
Гудит сирена тревогу. Опять налет. Прожектора.
Народ-исполин размахивает руками, кричит: Ура!
Стреляет из пушек, танки толкает вперед.
Что хуже, ее Берлин или ее народ?
ее русский народ? ее немецкий почти советский Берлин?
Княжна идет и слышит, как воет сирена среди руин.