****
Где у русских круг, у них треугольник, четырехгранник,
многоярусная колокольня, продолговатый корпус
базилики, черепичная крыша углом, аркада, квадратный дворик,
в центре – фонтан. У входа благочестивый охранник
сидит на венском стуле, немного горбясь,
из двух посетителей один – католик, другой – историк
архитектуры, религии, чего-то еще. Туристы потоком
омывают памятники барокко, чтобы сгинуть и снова
прихлынуть. Сюда никого не водят – взгляду здесь зацепиться
практически не за что. Ангелам или пророкам
там, в глубине апсиды, от Рождества Христова
века пятого, в крайнем случае – начала шестого,
не перед кем выставляться, некуда торопится.
Даже голуби здесь нечастые гости. Вороны
дело другое. Вот одна, а вот и вторая. Наклоняя
головы, вышагивают вдоль высокой кирпичной ограды.
Три-четыре сосны: округлые, темные кроны.
Странникам всюду мерещится жизнь иная.
Рука Господня прощение, что мякиш, разминая,
крошит на землю, как птицам. А мы и рады.
Где у русских круг, у них треугольник, четырехгранник,
многоярусная колокольня, продолговатый корпус
базилики, черепичная крыша углом, аркада, квадратный дворик,
в центре – фонтан. У входа благочестивый охранник
сидит на венском стуле, немного горбясь,
из двух посетителей один – католик, другой – историк
архитектуры, религии, чего-то еще. Туристы потоком
омывают памятники барокко, чтобы сгинуть и снова
прихлынуть. Сюда никого не водят – взгляду здесь зацепиться
практически не за что. Ангелам или пророкам
там, в глубине апсиды, от Рождества Христова
века пятого, в крайнем случае – начала шестого,
не перед кем выставляться, некуда торопится.
Даже голуби здесь нечастые гости. Вороны
дело другое. Вот одна, а вот и вторая. Наклоняя
головы, вышагивают вдоль высокой кирпичной ограды.
Три-четыре сосны: округлые, темные кроны.
Странникам всюду мерещится жизнь иная.
Рука Господня прощение, что мякиш, разминая,
крошит на землю, как птицам. А мы и рады.