выбранные сновидения о несчастной невозвратной любви.

*
Однажды Одесская Литературная Общественность пришла с чемоданчиком в Одесский Литературный Музей и попросилась ночевать в постоянную экспозицию. Что было! Девушки набросились на нее с криками: Уходи! Мы текучкой не занимаемся!

Простите, - смиренно сказала Литературная Общественность, - я не знала, что я - текучка, я думала, что я нетленка. И разревелась, как малое дитя.

Над ней сжалились и приняли на временное хранение.

*
Однажды Московская Диссидня решила разыграть Одесскую Гебню. По обыкновению она купила триста экземпляров избранных произведений Леонида Ильича Брежнева, изготовила суперобложки с надписями "Архипелаг ГУЛАГ", "Зияющие высоты", "Большой террор" и т.п. Надев эту красоту на брежневские сочинения, Диссидня расставила книжки на полке и начала напряженно ждать обыска.

Майор Валерьевич в сопровождении Мизеров, прозванных так за то, что они всегда ходили парой, примчался тут же, содрал и собрал суперобложки, составил акт об изъятии и предъявил Диссидне обвинение в изготовлении антисоветской литературы. А что, суперобложка это вам не литература? - сказал он, довольно потирая руки. А затем показал Диссидне язык и сказал: Ну что, взяла?

*
Если раба на Седьмом Километре никто не покупал в течение года, его освобождали и выгоняли ритуальными ударами бича из Невольничьих рядов. На груди у каждого такого вольноотпущенника была табличка
"негодный раб ленив и слаб".
Сорвав табличку, неудавшийся невольник, как правило, становился реализатором, копил деньги, умеренно подворовывая, открывал собственное дело и почти всегда преуспевал.
Позднее все они объединились в артель "Освобожденный труд" и от них просто спасу не было.

Меньше повезло рабам, купленным Одесской Литературной Общественностью. Кормили их плохо - Литературная Общественность как хозяйка не годилась никуда. Раз в неделю их, скованных, перегоняли из клуба в клуб, где они слушали очередной поэтический вечер. В этом и состояла их основная обязанность.
"Моя целевая аудитория" - ласково называла их Литературная Общественность.

*

В ворота постучали. Я открыл. Передо мной стоял мой друг - в буденовке с красной звездой, в долгополой шинели, с саблей на боку. Он держал под уздцы белого жеребца Блейлера. который нетерпеливо бил копытом по брусчатке, высекая искры.
-Собирайся! - сказал друг, - нам пора! Здесь они не оставят нас в покое. Каждый наш шаг им известен.
-Послушай, но это же жеребец доктора Бенкедорфа!
-Бенкедорфу он больше никогда не понадобится!
-Неужели Бенкедорф умер?
-Нет. Просто он купил последний "Мерседес".

*
По всему городу было расклеено постановление Городского Безумия (бывшей Городской думы) "О мерах по дальнейшему сокращению сроков беременности". Около афишных тумб толпились старушки и что-то горячо обсуждали. Женщины помоложе проходили мимо, не останавливаясь.

*
Одесская психушка, как известно, была переименована в Центр Психического здоровья. Ненормальных туда больше не принимали. А нормальных туда и на аркане не затянуть... Территория пришла в запустение и ее заставили контейнерами. В узких проходах бегали отощавшие больничные псы. Доктор Бенкендоф продолжал приходить на работу и сидел в одиночестве в ординаторской Третьего Отделения. Жеребец Блейлер был привязан у входа в больницу и щипал травку. Травка была галлюциногенной.

*

Однажды Одесская Интеллигенция на вечере в Городском Полуподвальном клубе решила достать из муфты китайский веер, но вместо этого достала оттуда сначала черную кошечку Басю, затем пушистого кота Де Тревиля, а под конец черного ободранного приблудного кота Саида.
Все сразу поняли, у кого Одесская Интеллигенция была в гостях накануне.
Оглядевшись, Бася сказала: Ребята! Тюльку в зубы и - быстро валим отсюда!
И коты, прихватив со стола по бутерброду, выскочили из клуба и быстро помчались в направлении дачного участка, вокруг которого ходили мы с Люсей, тщетно взывая: кис-кис-кис!

*
А я люблю массовые зрелища! - говорила мне Одесская Интеллигенция. Я сливаюсь с массой! Я не чувствую себя прослойкой между пролетариатом и крестьянством!
-Послушай, ну где ты видела крестьянство в Одессе? На Привозе? Или ты за тюлькой света белого не видишь?

Лицо Интеллигенции исказилось от ярости.
-Понаехали! - закричала она, - им чуждо все наше, наша доброта, наша широта, наша, ой как ее? толерантность. Скоро нам шагу ступить будет негде на Приморском бульваре! Пусть возвращаются к себе и зароются в солому!
И китайский веер часто-часто затрепетал перед ее прекрасным раскрасневшимся лицом...
Муфта лежала у нее на коленях, если кто интересуется.

verses

***
И что же сокрыто для нас за дверьми?
Опять - тюрьма да сума.
Страна, где все заслужили тюрьмы
превратится в тюрьму сама.

Страна где каждый ходит с сумой,
потихоньку сходя с ума,
сама обнищала, и стыдно самой,
что пуста-дырява сума.

котохроники

Кот Саид, старейший обитатель дачного участка всегда считался доходягой. Аппетит у него нормальный. Но сам он ходит медленно, периодически прихрамывая: черная, когда-то пушистая шерсть имеет ныне жалкий вид. За ушами у него периодически открываются язвы. В руки он никогда не давался и не дается. Всякий раз, когда он уходил на день-другой, мы думали, что он не вернется... Но Кот Саид возвращался незаметно, но неизменно, в еще более жалком виде, чем уходил. Летом он представлял из себя и вовсе ужасающее зрелище.

Иное дело пушистый Жан Кот де Тревиль. Этот молод, черно-бел, шерсть у него в полном порядке. Если из Кота Саида слова не вытянешь, то Де Тревиль мяукает в свое удовольствие. За все пять-шесть лет жизни на даче Саид не переступал порога дома. Жан Кот де Тревиль за месяц добился невиданных успехов: в данный момент он лежит на диване перед камином и хрен ему что сделаешь.

Однако вчера Кот Саид показал, что мы рано готовились к его похоронам. Со страшным мявом погнал он Жана Кота де Тревиля вдоль дачной дорожки, загнал пушистого красавца на забор, прыгнул за ним и, вцепившись в него, низверг на землю. Страшное шипение и мяуканье было прервано плеском воды - это я подоспел с литровой банкой. Враги разбежались в разные стороны.

-Боже! Что это было? - спросила Люся, выбежав во двор из спальни.
-Ничего особенного! Обычная борьба за самку - сказала кошка Бася, и гордо повернулась в профиль.