Из "Крымской тетради"
Феодосия
От генуэзской крепости до армянских церквей
десять минут ходьбы.
Чаша истории полнится скорбью - склонись, испей
горькую желчь судьбы.
Желчную горечь власти, что ускользнула из рук
и по воде поплыла.
Широкий пейзаж заката, что открывается вдруг
и сгорает дотла.
Жизни волнистые линии улочкам местным сродни.
Высотки тут не растут.
На базаре нет толкотни даже в базарные дни.
Не торопятся тут.
Не торопятся, не спешат, не глядят друг другу в глаза -
от робости и стыда.
В стену вцепившись, зачем-то тянется вверх лоза.
Не приезжай сюда.
март 2014
***
Нечем платить по счетам. Никто и не просит.
Цикады стрекочут волнами. Поздний вечер.
Пожилой господин поднимает бокал: «Прозит!».
У юной дамы черная сумочка и китайский веер.
У обоих в душах смятение. Даже, луна - на ущербе,
зависает над морем. Купы вечнозеленых
кустов. Древние горы, дорога, ущелье,
Небольшая лагуна, мечеть, десяток домов на склонах.
Ресторан и купальни держит старый татарин.
В его саду источник вод, говорят, целебных.
Лучший дом в поселке в тридцать втором подарен
советским писателям. Раньше там жил нахлебник.
Ходил в льняном балахоне, венке из полыни,
Борода, акварели, вирши, одышка, огромное брюхо.
Знавшие его красавицы прежних времен и поныне
спорят, носил ли он под балахоном брюки.
Пожилой господин из благородных - чиновник
у пролетариев всех стран, возглавляет мисцеву спилку
пысьменныкив. Юная дама – не лучше, папа - церковник,
бывший соборный протоиерей. Теперь отбывает ссылку.
А она не то чтобы отреклась, так, утаила,
от партии. Помалкивает об отце и его Триедином
Господе. Впрочем, Высшая Сила
ей не поможет, как и знакомство с пожилым господином.
Ни о чем не думает, прижимаясь к нему всем телом,
над ночной лагуной, под ущербным светилом. Ранняя осень.
Они здесь по путевке. Перед арестом, перед расстрелом,
нужно развеяться и расслабиться, тогда – больно не очень.
***
Как пережить осенне-зимний сезон среди гостиниц пустых,
в приморском поселке? Разбегаются кто куда
даже местные в эту пору. Приезжий еще не постиг
того, что могут сделать с душой не то чтобы холода –
температура плюс столько-то, но туман или дождь,
ветер и звуки, порожденные им, свист или вой
в кронах деревьев, трубах печных, когда не ждешь
просвета в ближайшие месяцы. Над головой
проносятся воспоминания. Знаменитый пейзаж
исчезает к такой-то матери. Маленькие кафе
заколочены или разобраны. В списке пропаж
добавляются новые пункты в каждой графе.
Винограда хватает до Рождества, яблок до февраля,
водки – до дня, когда абсолютный свет Божества
воссияет, и ты увидишь новое небо и новую землю, ибо земля
прежняя миновала, и моря нет, и трава
забвенья по пояс, и теплый ветер треплет навес
из брезента в полоску похоти и греха.
Вот новый курортный поселок спускается к нам с небес,
прекрасный, словно невеста, украшенная для жениха.
сентябрь 2008
Феодосия
От генуэзской крепости до армянских церквей
десять минут ходьбы.
Чаша истории полнится скорбью - склонись, испей
горькую желчь судьбы.
Желчную горечь власти, что ускользнула из рук
и по воде поплыла.
Широкий пейзаж заката, что открывается вдруг
и сгорает дотла.
Жизни волнистые линии улочкам местным сродни.
Высотки тут не растут.
На базаре нет толкотни даже в базарные дни.
Не торопятся тут.
Не торопятся, не спешат, не глядят друг другу в глаза -
от робости и стыда.
В стену вцепившись, зачем-то тянется вверх лоза.
Не приезжай сюда.
март 2014
***
Нечем платить по счетам. Никто и не просит.
Цикады стрекочут волнами. Поздний вечер.
Пожилой господин поднимает бокал: «Прозит!».
У юной дамы черная сумочка и китайский веер.
У обоих в душах смятение. Даже, луна - на ущербе,
зависает над морем. Купы вечнозеленых
кустов. Древние горы, дорога, ущелье,
Небольшая лагуна, мечеть, десяток домов на склонах.
Ресторан и купальни держит старый татарин.
В его саду источник вод, говорят, целебных.
Лучший дом в поселке в тридцать втором подарен
советским писателям. Раньше там жил нахлебник.
Ходил в льняном балахоне, венке из полыни,
Борода, акварели, вирши, одышка, огромное брюхо.
Знавшие его красавицы прежних времен и поныне
спорят, носил ли он под балахоном брюки.
Пожилой господин из благородных - чиновник
у пролетариев всех стран, возглавляет мисцеву спилку
пысьменныкив. Юная дама – не лучше, папа - церковник,
бывший соборный протоиерей. Теперь отбывает ссылку.
А она не то чтобы отреклась, так, утаила,
от партии. Помалкивает об отце и его Триедином
Господе. Впрочем, Высшая Сила
ей не поможет, как и знакомство с пожилым господином.
Ни о чем не думает, прижимаясь к нему всем телом,
над ночной лагуной, под ущербным светилом. Ранняя осень.
Они здесь по путевке. Перед арестом, перед расстрелом,
нужно развеяться и расслабиться, тогда – больно не очень.
***
Как пережить осенне-зимний сезон среди гостиниц пустых,
в приморском поселке? Разбегаются кто куда
даже местные в эту пору. Приезжий еще не постиг
того, что могут сделать с душой не то чтобы холода –
температура плюс столько-то, но туман или дождь,
ветер и звуки, порожденные им, свист или вой
в кронах деревьев, трубах печных, когда не ждешь
просвета в ближайшие месяцы. Над головой
проносятся воспоминания. Знаменитый пейзаж
исчезает к такой-то матери. Маленькие кафе
заколочены или разобраны. В списке пропаж
добавляются новые пункты в каждой графе.
Винограда хватает до Рождества, яблок до февраля,
водки – до дня, когда абсолютный свет Божества
воссияет, и ты увидишь новое небо и новую землю, ибо земля
прежняя миновала, и моря нет, и трава
забвенья по пояс, и теплый ветер треплет навес
из брезента в полоску похоти и греха.
Вот новый курортный поселок спускается к нам с небес,
прекрасный, словно невеста, украшенная для жениха.
сентябрь 2008