***
мальчик-ночь раскрашивает черной китайской тушью,
которая раньше была брикетом с изображеньем дракона,
лесную фиалку, елку, сумку пастушью,
шахтерский поселок с огромным конусом террикона
ночь затемняет контуры пятьдесят четвертого года
двадцатого века, с его немыслимой кровопотерей,
из которого выхода нет, а раньше не было входа,
на то и ночь чтобы быть дрожащей тварью или сонной тетерей.
потому-то детство кажется нам безнадежной глушью,
потому-то не любим закона мы. рожденные вне закона.
Потому-то мальчик-ночь заливает мир черной китайской тушью,
которая раньше была брикетом с изображеньем дракона.
***
есть дома где семьи живут по четыреста лет
теряя счет поколениям и родословное древо
распластано на стене и чей-то старинный портрет
глядит с укоризной но без особого гнева
жаль окна малы и комнатки так тесны
перестроить нельзя ибо памятник под охраной
по родословное древо расцветает с приходом весны
и эта привычка к цветению никому не кажется странной
мальчик-ночь раскрашивает черной китайской тушью,
которая раньше была брикетом с изображеньем дракона,
лесную фиалку, елку, сумку пастушью,
шахтерский поселок с огромным конусом террикона
ночь затемняет контуры пятьдесят четвертого года
двадцатого века, с его немыслимой кровопотерей,
из которого выхода нет, а раньше не было входа,
на то и ночь чтобы быть дрожащей тварью или сонной тетерей.
потому-то детство кажется нам безнадежной глушью,
потому-то не любим закона мы. рожденные вне закона.
Потому-то мальчик-ночь заливает мир черной китайской тушью,
которая раньше была брикетом с изображеньем дракона.
***
есть дома где семьи живут по четыреста лет
теряя счет поколениям и родословное древо
распластано на стене и чей-то старинный портрет
глядит с укоризной но без особого гнева
жаль окна малы и комнатки так тесны
перестроить нельзя ибо памятник под охраной
по родословное древо расцветает с приходом весны
и эта привычка к цветению никому не кажется странной