выбранные сновидения о невозвратной и несчастной любви

Проснулся от того, что за забором дачного участка громко и гнусновато смеялись дети. Я не люблю детского смеха - обычно он предвещает недоброе. Накинув китайский халат из красных шелков, где золотом вышиты осы цветы и драконы (я купил его на барахолке в память о китайском веере Одесской Интеллигенции), я вышел в переулок. Так и есть! На заборе зеленой краской написаны стихи. И это были стихи обо мне, обо мне!
Борька-шморька - известная бука,
исписал стихами всю стену Фейсбука.
К тому же он пишет длинной строкой.
Никому не нужен поэт такой!

Я встал на железную табуретку, прикрученную к тротуару болтами, и долго смывал надпись своими слезами. Иначе я поступить не мог - ведь мои руки были связаны за спиной рукавами смирительной вышиванки. А как я сумел накинуть халат? Или халат сам на меня накинулся? Вечно я все путаю.
Но, хотя я все забываю и путаю, я все же понял, кто был ночью в маленьком переулке, я узнал автора этих строк!
Но кто прикрутил к тротуару железную табуретку? Кто бы это мог быть?
И, отвечая на немой ( или не мой, вечно я все путаю) вопрос, мимо меня проехала черная "волга" и Майор Валерьевич приветственно помахал мне рукой. Он был в полном хасидском облачении, а погоны были пришиты прямо к лапсердаку. Я успел заметить, что звезда на погоне была шестиугольная.

verses

***
великая дружба сухая китайская черная тушь
брусок с выдавленным драконом
черна как сухая советская глушь
что на каждое слово твое отзывается стоном
разведешь опустишь в стаканчик тонкую кисть
и вот на плотном листе бумаги
век шелудивый пес неспособный кусать и грызть
чахлые рощи глубокие замусоренные овраги
все это лишенное звука как немое кино
все это лишенное жизни как выцветший снимок
и главное все изнутри и снаружи черным черно
как настроенье наутро после поминок