Кино и немцы

***

По сторонам экрана — два кумачовых пятна.
Расслабляясь, взор не достает до конца строки.
Читается, вроде: «Искусство принадлежит на…»
Или: «Из всех искусств важнейшим является ки…».
Гаснет свет. Что-то вроде жужжания веретена.
Пылинки в луче. «В бой идут одни старики».

Но это – чуть позже. Покуда – «Новости дня»
давно прошедшего. Старушка слева пьяна.
шепчет под нос: «Такая фигня, такая фигня!»
Мне уже знаком запах дрянного вина.

Передо мной – два банта в основании тонких кос.
Это Мила. Мальчик из пятого «б» с ней.
Я еще не знаю, что запах мыла и запах волос
разные вещи. Но сердце бьется сильней.

Я знаю шутку: «Кина не надо, туши свет!»,
но не знаю ее значенья. На экране идут бои.
черно-белые, плоские. Чтобы понять сюжет
нужно твердо знать, где немцы и где – свои.

Если б Милку ранили, я был бы врач и мог бы ее спасти.
Если бы я был ранен, она, медсестра, спасла бы меня.
Кулек тыквенных семечек. Лушпайки в потной горсти.
Шепот старушки: «Такая фигня! Такая фигня!»

Кино и немцы

***

По сторонам экрана — два кумачовых пятна.
Расслабляясь, взор не достает до конца строки.
Читается, вроде: «Искусство принадлежит на…»
Или: «Из всех искусств важнейшим является ки…».
Гаснет свет. Что-то вроде жужжания веретена.
Пылинки в луче. «В бой идут одни старики».

Но это – чуть позже. Покуда – «Новости дня»
давно прошедшего. Старушка слева пьяна.
шепчет под нос: «Такая фигня, такая фигня!»
Мне уже знаком запах дрянного вина.

Передо мной – два банта в основании тонких кос.
Это Мила. Мальчик из пятого «б» с ней.
Я еще не знаю, что запах мыла и запах волос
разные вещи. Но сердце бьется сильней.

Я знаю шутку: «Кина не надо, туши свет!»,
но не знаю ее значенья. На экране идут бои.
черно-белые, плоские. Чтобы понять сюжет
нужно твердо знать, где немцы и где – свои.

Если б Милку ранили, я был бы врач и мог бы ее спасти.
Если бы я был ранен, она, медсестра, спасла бы меня.
Кулек тыквенных семечек. Лушпайки в потной горсти.
Шепот старушки: «Такая фигня! Такая фигня!»

Где были, что делали

Собственно, мы с Люсей были в Коктебеле на четвертом Волошинском фестивале. Оттуда я привез охапку прекрасных воспоминаний, диплом лауреата в номинации «Муза странствий» и дополнительный приз от журнала «Шо». Огромное спасибо всем, кто организовал фестиваль. Андрею Коровину – в первую очередь. Главным призом был все же Крым: волошинский, цветаевский, мандельштамовский. Его получили все.
Знакомства, общение, ах, как здорово, жаль, плохо переношу спиртное, в том числе – крымское. Очаровательная блондинка честно сказала мне, что если я трезв в полдень, то я – не литератор. На всю жизнь запомню ее прекрасное лицо и обидные слова.
Фестиваль был «международным», это значит Россия и Украина, на самой горячей для двух государств точке. Международность не касалась языка. Помните у Булгакова: «Черт с вами! Говорите по-русски». Так и было на этот раз.

Где были, что делали

Собственно, мы с Люсей были в Коктебеле на четвертом Волошинском фестивале. Оттуда я привез охапку прекрасных воспоминаний, диплом лауреата в номинации «Муза странствий» и дополнительный приз от журнала «Шо». Огромное спасибо всем, кто организовал фестиваль. Андрею Коровину – в первую очередь. Главным призом был все же Крым: волошинский, цветаевский, мандельштамовский. Его получили все.
Знакомства, общение, ах, как здорово, жаль, плохо переношу спиртное, в том числе – крымское. Очаровательная блондинка честно сказала мне, что если я трезв в полдень, то я – не литератор. На всю жизнь запомню ее прекрасное лицо и обидные слова.
Фестиваль был «международным», это значит Россия и Украина, на самой горячей для двух государств точке. Международность не касалась языка. Помните у Булгакова: «Черт с вами! Говорите по-русски». Так и было на этот раз.

Войнушки

***

Хорошо быть героем страны, проигравшей войну,
чье мужество оценили полководцы врага.
Падаль! Ногу к ноге! Смирно стоять! А ну,
шевельнись! Штык под ребро – и вся недолга.

Хорошо, когда тебя выставят в первый ряд
колонны пленных, и, среди праздничных толп,
не снимая мундира и боевых наград,
поведут на плац, где стоит триумфальный столп.

Твое знамя швырнут к ногам языческого царька
с узкоглазым плоским лицом, какое до сей поры
ты видел лишь в детстве, у ручного хорька
с рыжей короткой шерсткой, слипшейся от жары.

Хорошо, когда руки связав и нахлестывая бичом,
тебя потащат по лестнице на дощатый помост.
Там-то ты познакомишься со своим палачом,
эфиопом, торчащим как узловатый нарост.

Он проворно накинет тебе на шею прочную нить,
и ты задохнешься в улыбке, как будто рад.
Он спустится вниз и скажет: «Можно похоронить!».
И тотчас по звуку трубы начнется военный парад.

Войнушки

***

Хорошо быть героем страны, проигравшей войну,
чье мужество оценили полководцы врага.
Падаль! Ногу к ноге! Смирно стоять! А ну,
шевельнись! Штык под ребро – и вся недолга.

Хорошо, когда тебя выставят в первый ряд
колонны пленных, и, среди праздничных толп,
не снимая мундира и боевых наград,
поведут на плац, где стоит триумфальный столп.

Твое знамя швырнут к ногам языческого царька
с узкоглазым плоским лицом, какое до сей поры
ты видел лишь в детстве, у ручного хорька
с рыжей короткой шерсткой, слипшейся от жары.

Хорошо, когда руки связав и нахлестывая бичом,
тебя потащат по лестнице на дощатый помост.
Там-то ты познакомишься со своим палачом,
эфиопом, торчащим как узловатый нарост.

Он проворно накинет тебе на шею прочную нить,
и ты задохнешься в улыбке, как будто рад.
Он спустится вниз и скажет: «Можно похоронить!».
И тотчас по звуку трубы начнется военный парад.