После бала

Спасибо всем, кто был на презентации моей книги "Семейный архив" в улице ОГИ. Спасибо тем, кто помогал - Владимиру Смоляру - это был наш совместный проект, режиссеру Сергею Головецкому, редактору Михаилу Бутову. Всем, кто выступил перед чтениями - Павлу Крючкову, Марии Галиной, Александру Губайловскому, Леониду Костюкову, Даниле Давыдову. Инициативной группе "Культурная инициатива" - Данилу Файзову и Юрию Цветкову. Дмитрию Кузьмину и Илье Кукулину, благодаря которым книга увидела свет. Спасибо тем, кто отозвался об этом вечере на страницах ЖЖ.

Кому я не благодарен, так это молодому тысячнегу, который написал что-то о союзе старых евреев и молодых п......в. Но мы ведь не червонцы. И, в целом, против термина "старый еврей" мне возразить нечего. Вроде бы рос бок-о-бок с антисемитизмом и вырос. Он гораздо старше и гораздо больше меня. Пора бы мне привыкнуть. Ан нет, цепляет.

Ну да ладно. После моего московского выступления ст Александром Кабановым в Булгаковском доме тоже писали о том, что московские евреи слушали киевских. Ну меня еще понятно, а Сашу - за что?

После бала

Спасибо всем, кто был на презентации моей книги "Семейный архив" в улице ОГИ. Спасибо тем, кто помогал - Владимиру Смоляру - это был наш совместный проект, режиссеру Сергею Головецкому, редактору Михаилу Бутову. Всем, кто выступил перед чтениями - Павлу Крючкову, Марии Галиной, Александру Губайловскому, Леониду Костюкову, Даниле Давыдову. Инициативной группе "Культурная инициатива" - Данилу Файзову и Юрию Цветкову. Дмитрию Кузьмину и Илье Кукулину, благодаря которым книга увидела свет. Спасибо тем, кто отозвался об этом вечере на страницах ЖЖ.

Кому я не благодарен, так это молодому тысячнегу, который написал что-то о союзе старых евреев и молодых п......в. Но мы ведь не червонцы. И, в целом, против термина "старый еврей" мне возразить нечего. Вроде бы рос бок-о-бок с антисемитизмом и вырос. Он гораздо старше и гораздо больше меня. Пора бы мне привыкнуть. Ан нет, цепляет.

Ну да ладно. После моего московского выступления ст Александром Кабановым в Булгаковском доме тоже писали о том, что московские евреи слушали киевских. Ну меня еще понятно, а Сашу - за что?

verses

БОМЖ


Ты погрузил в пучину всадника и коня,
колесничего с колесницей, копьеносца с его копьем.
Ты увел народ за столбом огня.
Возможно, Ты сам был этим огнем.

Я - немощный старец остался на берегу
с юной подругой. Никто не хватился нас.
Нам не догнать своих. Нас не догнать врагу.
Фараон в колеснице на дне стоит, накренясь.

Его большие глаза выкатываются из орбит.
Он знал, что (и за что) будет убит.

Глаза неизвестного зверя в зарослях тростника
сияют багровым отсветом. Вот на песке следы.
Змея с рыбкой во рту плывет поперек родника,
вытекающего из камня с проблесками слюды
и отпечатками раковин, панцирей и костей
древних рыб с плавниками-лапами, без чешуи и глаз.

Господи, ты устал ждать от меня вестей.
Боже, услышь мой глас!

Двенадцать веков спустя, по склону спускаюсь на
пустынный берег ночной. Прожектор скользит вдоль
берега, чтобы спокойно спала страна,
наряженная в форму, стриженная под ноль.

Прожектор скользит, упираясь в спины влюбленных пар,
высвечивает осколки бутылочного стекла.
Двенадцать веков назад я тоже был очень стар.
Но она обнимала меня. И забыть не могла.

И простить не могла, за то, что ушел народ,
а мы остались. Боже, чего мы ждем?
Из расщелины в море войско по слову "Вперед!"
выйдет, пяля глаза. И мы от него не уйдем.

А пока у моря вдвоем
лежим, укрывшись тряпьем.
Помяни нас в Царстве Своем!

verses

БОМЖ


Ты погрузил в пучину всадника и коня,
колесничего с колесницей, копьеносца с его копьем.
Ты увел народ за столбом огня.
Возможно, Ты сам был этим огнем.

Я - немощный старец остался на берегу
с юной подругой. Никто не хватился нас.
Нам не догнать своих. Нас не догнать врагу.
Фараон в колеснице на дне стоит, накренясь.

Его большие глаза выкатываются из орбит.
Он знал, что (и за что) будет убит.

Глаза неизвестного зверя в зарослях тростника
сияют багровым отсветом. Вот на песке следы.
Змея с рыбкой во рту плывет поперек родника,
вытекающего из камня с проблесками слюды
и отпечатками раковин, панцирей и костей
древних рыб с плавниками-лапами, без чешуи и глаз.

Господи, ты устал ждать от меня вестей.
Боже, услышь мой глас!

Двенадцать веков спустя, по склону спускаюсь на
пустынный берег ночной. Прожектор скользит вдоль
берега, чтобы спокойно спала страна,
наряженная в форму, стриженная под ноль.

Прожектор скользит, упираясь в спины влюбленных пар,
высвечивает осколки бутылочного стекла.
Двенадцать веков назад я тоже был очень стар.
Но она обнимала меня. И забыть не могла.

И простить не могла, за то, что ушел народ,
а мы остались. Боже, чего мы ждем?
Из расщелины в море войско по слову "Вперед!"
выйдет, пяля глаза. И мы от него не уйдем.

А пока у моря вдвоем
лежим, укрывшись тряпьем.
Помяни нас в Царстве Своем!