verses

***

Это годы мелькают, мелькают, сливаясь в один световой
поток, что кадры хроники, когда-то сданной в спецхран,
луч в темноте стрекочет над повинною головой,
но не сечёт, останавливается, упираясь в экран.

Головы, плечи сидящих там, впереди,
сливаются в синусоидой очерченное пятно.
У аппаратной подсвеченная табличка: «Не подходи!
иначе тебя отбросит на белое полотно!»

Я сам черно-белый, двумерный, не великий немой, а так,
дергаюсь, пересекаемый царапинами, в полупустом
зале кинотеатра, где на свободных местах
и на полу – скорлупки семечек, и обертки конфет. Потом,

в перерыве, все это выметут. Влажной тряпкой протрет
пол техработник, уборщица, про себя матеря нерях.
В ожидании сеанса, в фойе толпится черно-белый народ.
Дверь распахнулась. В глазах – скорей любопытство, чем страх.

verses

***

Это годы мелькают, мелькают, сливаясь в один световой
поток, что кадры хроники, когда-то сданной в спецхран,
луч в темноте стрекочет над повинною головой,
но не сечёт, останавливается, упираясь в экран.

Головы, плечи сидящих там, впереди,
сливаются в синусоидой очерченное пятно.
У аппаратной подсвеченная табличка: «Не подходи!
иначе тебя отбросит на белое полотно!»

Я сам черно-белый, двумерный, не великий немой, а так,
дергаюсь, пересекаемый царапинами, в полупустом
зале кинотеатра, где на свободных местах
и на полу – скорлупки семечек, и обертки конфет. Потом,

в перерыве, все это выметут. Влажной тряпкой протрет
пол техработник, уборщица, про себя матеря нерях.
В ожидании сеанса, в фойе толпится черно-белый народ.
Дверь распахнулась. В глазах – скорей любопытство, чем страх.