***
Она не хочет знать ничего о безумной сестре.
Она не хочет знать, что там, где трамвай
делает поворот, если пройти вперед
и чуть направо – главный корпус и вход,
а там больничный двор, а во дворе
скамейка, а на скамейке (только не открывай
глаз!) сидит твердая, как доска
женщина средних лет. У нее на лице –
крупными буквами написана такая тоска,
какая бывает только в конце
жизни или конце времен. Понимать
это почти невозможно. Может, пожалуй, мать,
и то потому, что немощна и стара,
а докторам платят за это, вот они
и живут с безумцами, подсчитывая дни
до отпуска. Но молодая сестра,
почему об этом знать должна молодая сестра?
А тут еще доктор мать вызывает и говорит: Пора.
Дочери легче. Возьмите ее домой хоть на пару дней.
А дома – инсультная бабушка и молодая сестра
знать ничего не хочет. Боже, что делать с ней?
Она не хочет знать ничего о безумной сестре.
Она не хочет знать, что там, где трамвай
делает поворот, если пройти вперед
и чуть направо – главный корпус и вход,
а там больничный двор, а во дворе
скамейка, а на скамейке (только не открывай
глаз!) сидит твердая, как доска
женщина средних лет. У нее на лице –
крупными буквами написана такая тоска,
какая бывает только в конце
жизни или конце времен. Понимать
это почти невозможно. Может, пожалуй, мать,
и то потому, что немощна и стара,
а докторам платят за это, вот они
и живут с безумцами, подсчитывая дни
до отпуска. Но молодая сестра,
почему об этом знать должна молодая сестра?
А тут еще доктор мать вызывает и говорит: Пора.
Дочери легче. Возьмите ее домой хоть на пару дней.
А дома – инсультная бабушка и молодая сестра
знать ничего не хочет. Боже, что делать с ней?