***
Ни к чему не прилепишься, что кусок старого пластилина,
отпадешь от любой поверхности. Не размять
тебя между пальцами. Не придать
нужную форму. Не выкупить. Не предать.
Не передать под руку нового Властелина.
В небесах на троне, в былинке и дале,
ниже по тексту. Страдал? Мы тоже страдали,
нас награждали. Ордена и медали.
сияли на застиранной гимнастерке.
Мы были шестерки и служили шестерке.
Мы давили на тормоза и крутили педали.
А девки глядели и пели: вот кто-то спустился с горки.
Так это же мы спустились! Распускай волоса,
раздвигай коленки, откидывайся назад,
закрывай глаза, выбегай обнаженная в сад,
под лиловый цвет, под черные небеса,
ни дна, ни покрышки им, а светила висят,
тянется млечная широкая полоса.
И за это на нас с первой страницы газеты
в траурных рамках глядят фотопортреты.
Трижды блажен, кто выдержал взгляд такой.
кто развернул «Известия» своею рукой,
внимательным взглядом следил за каждой строкой,
вести с полей, Клава, налей, Господи, где Ты?
Так вот же Я, на троне, в былинке, в козявке,
в заколоченной церкви, в затрушенной сельской лавке,
где спички, фугасы портвейна, бурое мыло,
Я - в сердце, которое вас тоскою томило,
в мире широком, где вам ничего не мило –
сто грамм для затравки, двести с поправки,
а там - и шея в удавке.
А там и степь до моря, камни, морская пена,
где государство, там – государственная измена.
где измена - тюрьма, где тюрьма – там и конвой.
Хочешь песню пой, дружок, или волком вой.
Не печалься! Нас вывезет по кривой.
Приедет пророк на телеге и выведет нас из плена.
Ни к чему не прилепишься, что кусок старого пластилина,
отпадешь от любой поверхности. Не размять
тебя между пальцами. Не придать
нужную форму. Не выкупить. Не предать.
Не передать под руку нового Властелина.
В небесах на троне, в былинке и дале,
ниже по тексту. Страдал? Мы тоже страдали,
нас награждали. Ордена и медали.
сияли на застиранной гимнастерке.
Мы были шестерки и служили шестерке.
Мы давили на тормоза и крутили педали.
А девки глядели и пели: вот кто-то спустился с горки.
Так это же мы спустились! Распускай волоса,
раздвигай коленки, откидывайся назад,
закрывай глаза, выбегай обнаженная в сад,
под лиловый цвет, под черные небеса,
ни дна, ни покрышки им, а светила висят,
тянется млечная широкая полоса.
И за это на нас с первой страницы газеты
в траурных рамках глядят фотопортреты.
Трижды блажен, кто выдержал взгляд такой.
кто развернул «Известия» своею рукой,
внимательным взглядом следил за каждой строкой,
вести с полей, Клава, налей, Господи, где Ты?
Так вот же Я, на троне, в былинке, в козявке,
в заколоченной церкви, в затрушенной сельской лавке,
где спички, фугасы портвейна, бурое мыло,
Я - в сердце, которое вас тоскою томило,
в мире широком, где вам ничего не мило –
сто грамм для затравки, двести с поправки,
а там - и шея в удавке.
А там и степь до моря, камни, морская пена,
где государство, там – государственная измена.
где измена - тюрьма, где тюрьма – там и конвой.
Хочешь песню пой, дружок, или волком вой.
Не печалься! Нас вывезет по кривой.
Приедет пророк на телеге и выведет нас из плена.