verses

***

Ангел в белом балахоне.
Как языческая Фемида:
в руках меч и весы.

Разве что глаза не завязаны.

Неловкая застывашая поза, тяжелые складки,
как будто бы его срисовывали
с деревянной скульптуры.

Голубое небо, золотые крылья.

Человеческие души
в виде обнаженных тел.

Обнаженное тело души.

Ангел видит их наготу,
оставаясь бесстрастным.

Завяжите ему глаза,
завяжите ему глаза.

Или тихо подойдите сзади
и закройте ему глаза ладонями.

Ни за что не догадается,
ни за что.

verses

***

Ангел в белом балахоне.
Как языческая Фемида:
в руках меч и весы.

Разве что глаза не завязаны.

Неловкая застывашая поза, тяжелые складки,
как будто бы его срисовывали
с деревянной скульптуры.

Голубое небо, золотые крылья.

Человеческие души
в виде обнаженных тел.

Обнаженное тело души.

Ангел видит их наготу,
оставаясь бесстрастным.

Завяжите ему глаза,
завяжите ему глаза.

Или тихо подойдите сзади
и закройте ему глаза ладонями.

Ни за что не догадается,
ни за что.

verses

***

Равноудаленные дирижабли молча висят
в темноте, по которой парой гуляют прожектора.
Внизу обнаженный мрамор разнообразит сад.
Стрижен кубиками кустарник. Давно пора

всем разойтись. Бомбить не летит никто,
но сирена поет, слушает тощий старик,
голову в плечи, подняв воротник пальто,
воздух в груди держа, в гортани сдавив крик.

Город тычет в небо шпили, кресты, флюгера.
Железный петух не проклевал ни одной дыры.
Раздвигаясь как ножки циркуля, гуляют прожектора.
Сирена поет. Никто не летит бомбить до поры

verses

***

Равноудаленные дирижабли молча висят
в темноте, по которой парой гуляют прожектора.
Внизу обнаженный мрамор разнообразит сад.
Стрижен кубиками кустарник. Давно пора

всем разойтись. Бомбить не летит никто,
но сирена поет, слушает тощий старик,
голову в плечи, подняв воротник пальто,
воздух в груди держа, в гортани сдавив крик.

Город тычет в небо шпили, кресты, флюгера.
Железный петух не проклевал ни одной дыры.
Раздвигаясь как ножки циркуля, гуляют прожектора.
Сирена поет. Никто не летит бомбить до поры