спасибо всем

кто пришел на мой вечер вчера. Все было хорошо. Нескольких человек весьма интересовало, почему я до сих пор не эмигрировал. Мои аргументы явно не казались им достаточными. Попробовал представить себе состояние человека, попавшего в США прямиком из СССР в середине семидесятых. Ощутил нечто вроде восторга и удивления одновременно. Оставить за спиной товарища Брежнева, отделы кадров, профсоюзные и партийные собрания, профилактические беседы в КГБ - это было действительно прекрасно.

И это прошло - как молодость, как первая любовь, как встреча рассвета после выпускного (отъездного) бала.

А у меня в жизни этого не случилось. Вернее, случилось, но иначе. Просто я проснулся в одной стране, а лег спать уже в другой, не меняя квартиры, не перестилая постели.

Понадобилось лет десять, чтобы понять, что это действительно другая страна, у которой свои требования к гражданам.

И опять я не мог соответствовать идеалу.

Не так давно мне звонил мой одесский приятель (он был не вполне трезв) и спросил: "Почему вы, евреи, такие украинские патриоты?"

А какое-то время тому назад на меня наскакивал другой приятель, обвиняя меня в отсутствии украинского патриотизма.

Но что-то я уж совсем уклонился от темы.

Еще раз - спасибо всем.

спасибо всем

кто пришел на мой вечер вчера. Все было хорошо. Нескольких человек весьма интересовало, почему я до сих пор не эмигрировал. Мои аргументы явно не казались им достаточными. Попробовал представить себе состояние человека, попавшего в США прямиком из СССР в середине семидесятых. Ощутил нечто вроде восторга и удивления одновременно. Оставить за спиной товарища Брежнева, отделы кадров, профсоюзные и партийные собрания, профилактические беседы в КГБ - это было действительно прекрасно.

И это прошло - как молодость, как первая любовь, как встреча рассвета после выпускного (отъездного) бала.

А у меня в жизни этого не случилось. Вернее, случилось, но иначе. Просто я проснулся в одной стране, а лег спать уже в другой, не меняя квартиры, не перестилая постели.

Понадобилось лет десять, чтобы понять, что это действительно другая страна, у которой свои требования к гражданам.

И опять я не мог соответствовать идеалу.

Не так давно мне звонил мой одесский приятель (он был не вполне трезв) и спросил: "Почему вы, евреи, такие украинские патриоты?"

А какое-то время тому назад на меня наскакивал другой приятель, обвиняя меня в отсутствии украинского патриотизма.

Но что-то я уж совсем уклонился от темы.

Еще раз - спасибо всем.

verses

***

Снаружи выпуклый, вогнутый изнутри,
снаружи вызолоченный, расписанный изнутри,
архитектурное небо, купол. Как ни смотри,
все равно - снизу вверх. Отсвет вечерней зари
постепенно меркнет. На площади зажигаются фонари.

Видевше свет вечерний, поем Отца
и Сына, и Духа Святого, и так без конца,
нерукотворный Господь не меняет лица.

Луна на ущербе, мягкий, лиловый мрак
на смену полдню Преображения, жаль, что случилось так,
не удержать просветления ни здесь, ни в иных мирах.

Как спичку ладонью, прикуривая на ветру,
не сбережешь любовь, стремленье к добру,
понимаешь, с тобой играют в безвыигрышную игру.

Старики поднялись со скамейки: пора собираться домой.
Пересекая скверик, поскуливает хромой
пес лохматый. Хозяин выпил. Не может пройти по прямой.

verses

***

Снаружи выпуклый, вогнутый изнутри,
снаружи вызолоченный, расписанный изнутри,
архитектурное небо, купол. Как ни смотри,
все равно - снизу вверх. Отсвет вечерней зари
постепенно меркнет. На площади зажигаются фонари.

Видевше свет вечерний, поем Отца
и Сына, и Духа Святого, и так без конца,
нерукотворный Господь не меняет лица.

Луна на ущербе, мягкий, лиловый мрак
на смену полдню Преображения, жаль, что случилось так,
не удержать просветления ни здесь, ни в иных мирах.

Как спичку ладонью, прикуривая на ветру,
не сбережешь любовь, стремленье к добру,
понимаешь, с тобой играют в безвыигрышную игру.

Старики поднялись со скамейки: пора собираться домой.
Пересекая скверик, поскуливает хромой
пес лохматый. Хозяин выпил. Не может пройти по прямой.

С ПРАЗДНИКОМ!

***

И Он, просиявший, стоял на горе, среди всей
тьмы внешнего мира. Илия и Моисей
вели с ним неспешно беседу. Лежали у ног
апостолы, лица закрыв. Он был одинок

в минуту Сиянья, что нестерпимо для всех
снующих, толпящихся. Свет, обнажающий грех,
рождает стесненье в груди, задыхание, страх,
то, что с непривычки мы все ощущаем в горах.

Беленые стены, плоские крыши, круглые купола
Он видел с вершины. Мысли, слова и дела,
живущих в долинах, жующих, кривые ножи
вонзающих в спины, крадущих, кричащих: «Держи!»

на рыночной площади. Маленький вор
бежит в переулок, заскакивает во двор,
и тут догоняют, валят, лупят ногами куда
попало, хватают и тащат к дому суда.

И думает вор: «Грехи мои велики.
Вот, над толпой вздымаются кулаки.
Открытые рты, глаза выкатываются из орбит».
Вор понимает, что будет сейчас убит.

И в эти минуты он подымает взор
и видит небо, облако и вершины гор,
и свет на одной из них. Кажется, это – Фавор.

(2007)

С ПРАЗДНИКОМ!

***

И Он, просиявший, стоял на горе, среди всей
тьмы внешнего мира. Илия и Моисей
вели с ним неспешно беседу. Лежали у ног
апостолы, лица закрыв. Он был одинок

в минуту Сиянья, что нестерпимо для всех
снующих, толпящихся. Свет, обнажающий грех,
рождает стесненье в груди, задыхание, страх,
то, что с непривычки мы все ощущаем в горах.

Беленые стены, плоские крыши, круглые купола
Он видел с вершины. Мысли, слова и дела,
живущих в долинах, жующих, кривые ножи
вонзающих в спины, крадущих, кричащих: «Держи!»

на рыночной площади. Маленький вор
бежит в переулок, заскакивает во двор,
и тут догоняют, валят, лупят ногами куда
попало, хватают и тащат к дому суда.

И думает вор: «Грехи мои велики.
Вот, над толпой вздымаются кулаки.
Открытые рты, глаза выкатываются из орбит».
Вор понимает, что будет сейчас убит.

И в эти минуты он подымает взор
и видит небо, облако и вершины гор,
и свет на одной из них. Кажется, это – Фавор.

(2007)