***
Рыцарь в панцире напоминает сияющего жука
в его наружном скелете, хитиновой скорлупе.
Город в крепости подобен улитке, пока
не выцарапали из раковины. Человек в толпе
не имеет подобья, поскольку не имеет себя:
вместо мычащего "ты", ревущее "мы",
расталкивая локтями, отхаркивая, сопя,
горюя, что виноваты, радуясь, что прощены,
мстя без зазренья потомкам за разоренье отцов,
не оставляя ни камня на камне, ни молитвы, в конце концов,
ни книги на книге, ни облачка, ни корабля на плаву,
ни прозренья во сне, ни сна наяву.
Двигатель в танке, как пес в конуре ворчит.
Губерт целится. Гонят оленя поджарые кобеля.
Шестиногий хитиновый рыцарь сияющий панцирь влачит,
наборными черными усиками шевеля.

Рыцарь в панцире напоминает сияющего жука
в его наружном скелете, хитиновой скорлупе.
Город в крепости подобен улитке, пока
не выцарапали из раковины. Человек в толпе
не имеет подобья, поскольку не имеет себя:
вместо мычащего "ты", ревущее "мы",
расталкивая локтями, отхаркивая, сопя,
горюя, что виноваты, радуясь, что прощены,
мстя без зазренья потомкам за разоренье отцов,
не оставляя ни камня на камне, ни молитвы, в конце концов,
ни книги на книге, ни облачка, ни корабля на плаву,
ни прозренья во сне, ни сна наяву.
Двигатель в танке, как пес в конуре ворчит.
Губерт целится. Гонят оленя поджарые кобеля.
Шестиногий хитиновый рыцарь сияющий панцирь влачит,
наборными черными усиками шевеля.