***
- Опять у тебя все валится, из тебя все сыпется, за тобой
нужно ходить с веником, тряпкой, шваброй, совком!
- А, добавь еще и лопатой! Пой, ласточка, пой!
Отвечает кивком, а то и зевком.
Да, конечно, годы - не те, и руки дрожат,
но к пенсии подготовились, подкопили деньжат.
Дети где-то в Магнитогорске, жди, когда навестят.
Братья сестры все - на погосте. Встретимся, так простят.
Партячейка при ЖЭКе. Садишься на табурет.
Стол накрыт кумачом, на столе - графин, на стене - портрет.
Два часа бубнят над ухом. Шумит в голове.
Сидишь, вспоминаешь, а всех воспоминаний - минуты на две.
Когда-никогда - в нижний храм. Запалишь свечу,
скажешь Тому, кого нет: Господи, я не хочу.
- А кто тебя спросит! Иди домой, завались на кровать.
Радуйся! Дети старуху возьмут к себе доживать.
- Опять у тебя все валится, из тебя все сыпется, за тобой
нужно ходить с веником, тряпкой, шваброй, совком!
- А, добавь еще и лопатой! Пой, ласточка, пой!
Отвечает кивком, а то и зевком.
Да, конечно, годы - не те, и руки дрожат,
но к пенсии подготовились, подкопили деньжат.
Дети где-то в Магнитогорске, жди, когда навестят.
Братья сестры все - на погосте. Встретимся, так простят.
Партячейка при ЖЭКе. Садишься на табурет.
Стол накрыт кумачом, на столе - графин, на стене - портрет.
Два часа бубнят над ухом. Шумит в голове.
Сидишь, вспоминаешь, а всех воспоминаний - минуты на две.
Когда-никогда - в нижний храм. Запалишь свечу,
скажешь Тому, кого нет: Господи, я не хочу.
- А кто тебя спросит! Иди домой, завались на кровать.
Радуйся! Дети старуху возьмут к себе доживать.