verses

***

К Севанскому монастырю
уже не нужно плыть на лодке,
поскольку обнажилось дно,
зато взбираться нужно выше
по скалам. Я благодарю
крестясь, как соль несут в щепотке
(из Трех составлено Одно)
и зажигаю свечку в нише
от зрячего - Поводырю.

Теперь все – лучше. Здесь живут
два-три монаха. Вместо хора
здесь крутят запись. Комитас?
А может – Экмалян. Другие
мертвы и безымянны. Крут
подъем. Какой простор для взора!
Дно озера не знает нас,
чужие чудища нагие
пугают пришлых. Тщетный труд.

Железный короб. Из песка
как вырубка, торчат огарки,
запекшиеся фитили,
потеки воска, как остатки,
верней останки. Ночь близка,
и, значит, звезды будут ярки,
как воды посреди земли,
а наши жизни будут кратки.

Зудит комарик у виска.

2007

verses

***

К Севанскому монастырю
уже не нужно плыть на лодке,
поскольку обнажилось дно,
зато взбираться нужно выше
по скалам. Я благодарю
крестясь, как соль несут в щепотке
(из Трех составлено Одно)
и зажигаю свечку в нише
от зрячего - Поводырю.

Теперь все – лучше. Здесь живут
два-три монаха. Вместо хора
здесь крутят запись. Комитас?
А может – Экмалян. Другие
мертвы и безымянны. Крут
подъем. Какой простор для взора!
Дно озера не знает нас,
чужие чудища нагие
пугают пришлых. Тщетный труд.

Железный короб. Из песка
как вырубка, торчат огарки,
запекшиеся фитили,
потеки воска, как остатки,
верней останки. Ночь близка,
и, значит, звезды будут ярки,
как воды посреди земли,
а наши жизни будут кратки.

Зудит комарик у виска.

2007

Записки психиатра

О своем мире Краштан-Красноштан-Вуди-Гертруди рассказывал охотно. Этот мир был раздвоен по всем законам шизофренического мышления. Первый мир был зримым, обычным. Второй был незримый и перевернутый. В нем, вниз головой, стопами к нашим стопам (да, антиподы, о которых больной никогда не читал!) ходили и общались наши противоположности. Если в зримом мире ты - мужчина, то в незримом - женщина, если в зримом ты честен, то в незримом - мошенник, каких поискать. Если здесь ты - белый, то там - негр. Но этого мало! Противоположности начинают проникать друг в друга и вступать в борьбу. То есть - в каждом мужчине живет женщина, а в женщине - мужчина (Юнг с анимусом и анимой, ау!+ инь и ян), в каждом честном человеке - мошенник, а в мошеннике - честный человек.

Но что же делало Краштана столь социально неудобным? Он был твердо убежден, что противоположностью коммунизма является фашизм. И если ты "здесь" коммунист, то "там" ты - фашист. А по закону взаимопроникновения противоположностей, внутри каждого фашиста живет коммунист, но это еще пол беды. А беда в том, что внутри каждого коммуниста живет фашист. А внутри самого главного коммуниста - самый главный фашист. Главный коммунист - Ленин. Главный фашист - Гитлер. Таким образом, внутри Ленина находится Гитлер. И памятник Ленину на Куликовом поле, тогда площадь Октябрьской революции, на самом деле является памятником Гитлеру. А Гитлера Красноштан не любил, в конце концов, он воевал и проливал свою кровь в этой страшной войне с фашизмом.

А потому девятого мая с утра, надев военную форму (он был офицер в отставке и имел право на ее ношение) при двух орденах и нескольких медалях он шел к памятнику Ленину-Гитлеру и осквернял его. Делал он это тем способом, каким собачка метит территорию. Конечно, его хватали и тащили в милицию, а оттуда, прямиком, в "дурку". Поскольку делал свое дело Краштан ежегодно, то работа с ним приняла профилактическое направление. Дважды подряд Краштана забирали прямо из дому в психушку в канун великого праздника. А на третий год, приехав к нему домой, фельдшерская карета обнаружила дверь открытой, а квартиру пустой. В шкафу висела военная форма боевого пациента Краштана с медалями и орденами. Больной исчез....

А девятого мая по направлению к памятнику Ленину шел человек в штатском, затрушенный и небритый. В руках он нес авоську, в которой находилась трехлитровая банка, завернутая в газеты. Кто был этот человек и что было в трехлитровой банке, читатель уже догадался. Банка была разбита о пьедестал, а Краштан был определен в больницу месяца так на три...
Этого человека мы любили и опекали.

Ни его самого, ни памятника Ленину на Куликовом поле давно уже нет.

Записки психиатра

О своем мире Краштан-Красноштан-Вуди-Гертруди рассказывал охотно. Этот мир был раздвоен по всем законам шизофренического мышления. Первый мир был зримым, обычным. Второй был незримый и перевернутый. В нем, вниз головой, стопами к нашим стопам (да, антиподы, о которых больной никогда не читал!) ходили и общались наши противоположности. Если в зримом мире ты - мужчина, то в незримом - женщина, если в зримом ты честен, то в незримом - мошенник, каких поискать. Если здесь ты - белый, то там - негр. Но этого мало! Противоположности начинают проникать друг в друга и вступать в борьбу. То есть - в каждом мужчине живет женщина, а в женщине - мужчина (Юнг с анимусом и анимой, ау!+ инь и ян), в каждом честном человеке - мошенник, а в мошеннике - честный человек.

Но что же делало Краштана столь социально неудобным? Он был твердо убежден, что противоположностью коммунизма является фашизм. И если ты "здесь" коммунист, то "там" ты - фашист. А по закону взаимопроникновения противоположностей, внутри каждого фашиста живет коммунист, но это еще пол беды. А беда в том, что внутри каждого коммуниста живет фашист. А внутри самого главного коммуниста - самый главный фашист. Главный коммунист - Ленин. Главный фашист - Гитлер. Таким образом, внутри Ленина находится Гитлер. И памятник Ленину на Куликовом поле, тогда площадь Октябрьской революции, на самом деле является памятником Гитлеру. А Гитлера Красноштан не любил, в конце концов, он воевал и проливал свою кровь в этой страшной войне с фашизмом.

А потому девятого мая с утра, надев военную форму (он был офицер в отставке и имел право на ее ношение) при двух орденах и нескольких медалях он шел к памятнику Ленину-Гитлеру и осквернял его. Делал он это тем способом, каким собачка метит территорию. Конечно, его хватали и тащили в милицию, а оттуда, прямиком, в "дурку". Поскольку делал свое дело Краштан ежегодно, то работа с ним приняла профилактическое направление. Дважды подряд Краштана забирали прямо из дому в психушку в канун великого праздника. А на третий год, приехав к нему домой, фельдшерская карета обнаружила дверь открытой, а квартиру пустой. В шкафу висела военная форма боевого пациента Краштана с медалями и орденами. Больной исчез....

А девятого мая по направлению к памятнику Ленину шел человек в штатском, затрушенный и небритый. В руках он нес авоську, в которой находилась трехлитровая банка, завернутая в газеты. Кто был этот человек и что было в трехлитровой банке, читатель уже догадался. Банка была разбита о пьедестал, а Краштан был определен в больницу месяца так на три...
Этого человека мы любили и опекали.

Ни его самого, ни памятника Ленину на Куликовом поле давно уже нет.

verses

***

Вечером серый кот забивается в уголок.
Вечером бабушка проваливается в ужас свой.
Шепчет: опять они сверху стучат в мой потолок!
А они просто живут выше, и ходят над ее головой.

Над трясущейся головой, на затылке седой узелок.
Над старческой паранойей, над страхом судьбы.
А они не стучат, хоть и стучат в ее потолок.
Они просто ходят, а стук - результат ходьбы.

Да что у них там копыта заместо ног?
Что у них там рога на головах?
А у них-то и впрямь копыта, такими их создал Бог,
чтоб ходили над старыми, чтобы внушали страх.

Чтоб топотали, блеяли, подавали безумию весть,
как раньше Господь уму весть подавал.
Потому что не все вам первый этаж, под ним подземелье есть,
и страшно подумать о тех, кто населяет подвал.

verses

***

Вечером серый кот забивается в уголок.
Вечером бабушка проваливается в ужас свой.
Шепчет: опять они сверху стучат в мой потолок!
А они просто живут выше, и ходят над ее головой.

Над трясущейся головой, на затылке седой узелок.
Над старческой паранойей, над страхом судьбы.
А они не стучат, хоть и стучат в ее потолок.
Они просто ходят, а стук - результат ходьбы.

Да что у них там копыта заместо ног?
Что у них там рога на головах?
А у них-то и впрямь копыта, такими их создал Бог,
чтоб ходили над старыми, чтобы внушали страх.

Чтоб топотали, блеяли, подавали безумию весть,
как раньше Господь уму весть подавал.
Потому что не все вам первый этаж, под ним подземелье есть,
и страшно подумать о тех, кто населяет подвал.

Кстати о музыке

С подачи папы - даю знаменитую цитату из воспоминаний славного Максима Горького о еще более славном Ильиче. Первая часть цитаты известна хорошо. вторая была не столь популярна...

— Ничего не знаю лучше «Apassionata», готов слушать ее каждый день.
Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть,
наивной, детской, думаю: вот какие чудеса могут делать люди, — И,
прищурясь, усмехаясь, он прибавил невесело: — Но часто слушать музыку не
могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по
головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту.
А сегодня гладить по головке никого нельзя — руку откусят, и надобно бить
по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия
над людьми. Гм-м, — должность адски трудная.

Кстати о музыке

С подачи папы - даю знаменитую цитату из воспоминаний славного Максима Горького о еще более славном Ильиче. Первая часть цитаты известна хорошо. вторая была не столь популярна...

— Ничего не знаю лучше «Apassionata», готов слушать ее каждый день.
Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть,
наивной, детской, думаю: вот какие чудеса могут делать люди, — И,
прищурясь, усмехаясь, он прибавил невесело: — Но часто слушать музыку не
могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по
головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту.
А сегодня гладить по головке никого нельзя — руку откусят, и надобно бить
по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия
над людьми. Гм-м, — должность адски трудная.