verses

***

две стрелки сошлись в одну двадцать восемь шестого
время беззвучно переливается из пустого
в порожнее потерпи осталось немного

три пальто на вешалке напоминают о смертной казни
не заставит сдвинуться с места ни приказ ни
опасность надейся гляди вперед без боязни

там птичий рассвет тень обнимается с тенью
мир от рожденья движется к отраженью
отвержению отрешению отреченью

носишь разный хлам в квартирку чтобы не пустовала
напеваешь песню которую мать напевала
кружевные салфетки китайские покрывала

ничего что все меньше места среди разнородных
предметов выпуклых плоских холодных
никому не нужных господу не угодных

ничего что живешь как в подсобке у антиквара
у дядюшки якова всякого как известно товара
продашь и перепродашь не получишь навара

золоченый с чернью подстаканник да нет стакана
серебряные чешуйки копеечки иоанна
на львиных лапах с шарами чугунная ванна

красномедный чайник местами позеленевший
камин за всю зиму никого не согревший
дом переполненный человек опустевший

(2008)

verses

***

две стрелки сошлись в одну двадцать восемь шестого
время беззвучно переливается из пустого
в порожнее потерпи осталось немного

три пальто на вешалке напоминают о смертной казни
не заставит сдвинуться с места ни приказ ни
опасность надейся гляди вперед без боязни

там птичий рассвет тень обнимается с тенью
мир от рожденья движется к отраженью
отвержению отрешению отреченью

носишь разный хлам в квартирку чтобы не пустовала
напеваешь песню которую мать напевала
кружевные салфетки китайские покрывала

ничего что все меньше места среди разнородных
предметов выпуклых плоских холодных
никому не нужных господу не угодных

ничего что живешь как в подсобке у антиквара
у дядюшки якова всякого как известно товара
продашь и перепродашь не получишь навара

золоченый с чернью подстаканник да нет стакана
серебряные чешуйки копеечки иоанна
на львиных лапах с шарами чугунная ванна

красномедный чайник местами позеленевший
камин за всю зиму никого не согревший
дом переполненный человек опустевший

(2008)

Записки психиатра

А вот еще один безумный текст:

Вы спросите - если вся страна пронизана сионистской организацией, то кто там председатель, кто в ЦК, какие членские взносы? Нет председателя. Нет членских взносов. А организация - есть.
Допустим, инженер Иванов работает в секретном учреждении. А вот у жены его Ивановой девичья фамилия Ципперман. И вот придет инженер Иванов домой и расскажет жене что-то секретное. А у жены тетя Циля в Израиле и дядя Абрам в Америке.
И пошло это еврейское шу-шу-шу по всей стране и по всему миру. И на следующий день ЦРУ уже все знает!

Этот бред нес совершенно здоровый человек. Он был лектор общества "Знание" и читал лекцию "Фашизм под голубой звездой". Дело, правда, происходило в Бехтеревском институте, в Ленинграде-городе. А Бехтеревка - учреждение психиатрическое, так что там таким речам никто не удивлялся. Было это в 1982 году.

Записки психиатра

А вот еще один безумный текст:

Вы спросите - если вся страна пронизана сионистской организацией, то кто там председатель, кто в ЦК, какие членские взносы? Нет председателя. Нет членских взносов. А организация - есть.
Допустим, инженер Иванов работает в секретном учреждении. А вот у жены его Ивановой девичья фамилия Ципперман. И вот придет инженер Иванов домой и расскажет жене что-то секретное. А у жены тетя Циля в Израиле и дядя Абрам в Америке.
И пошло это еврейское шу-шу-шу по всей стране и по всему миру. И на следующий день ЦРУ уже все знает!

Этот бред нес совершенно здоровый человек. Он был лектор общества "Знание" и читал лекцию "Фашизм под голубой звездой". Дело, правда, происходило в Бехтеревском институте, в Ленинграде-городе. А Бехтеревка - учреждение психиатрическое, так что там таким речам никто не удивлялся. Было это в 1982 году.

verses

***

Пространство, в котором людские мечты сталкиваются лбами,
локтями толкаются, меряются силами, хвастаются гробами,
числом поколений, ушедших в небытие, прежде
чем родились они, мечтающие, умирающие в надежде
если не на бессмертие, то на бессмертную славу,
черт знает за что и по какому праву.

Итак, пространство, в котором фантазию не отличить от мысли,
где молитвы, как стираные наволочки, повисли
поперек Господня двора на веревках незримых,
цепочки слов - повторяемых, но все же - неповторимых.
А кроме грез и мечтаний сюда никто не заходит, по крайней мере,
не заходил давно. Никто не грустит о потере,
хотя потеряно все до последней полушки,
одиноко звенящей в медной церковной кружке.

verses

***

Пространство, в котором людские мечты сталкиваются лбами,
локтями толкаются, меряются силами, хвастаются гробами,
числом поколений, ушедших в небытие, прежде
чем родились они, мечтающие, умирающие в надежде
если не на бессмертие, то на бессмертную славу,
черт знает за что и по какому праву.

Итак, пространство, в котором фантазию не отличить от мысли,
где молитвы, как стираные наволочки, повисли
поперек Господня двора на веревках незримых,
цепочки слов - повторяемых, но все же - неповторимых.
А кроме грез и мечтаний сюда никто не заходит, по крайней мере,
не заходил давно. Никто не грустит о потере,
хотя потеряно все до последней полушки,
одиноко звенящей в медной церковной кружке.