verses

***
День придет и забытые наши горести
вспыхнут вдруг, как огонь, затаившийся в хворосте,
и смотреть хорошо на огонь, и озябшие руки согреть,
вспоминая ушедшего века последнюю треть.

Угловой гастроном, остановку трамвайную,
бутыль с кислым вином и полицию тайную,
и объятия в парке, на скамейке, и море внизу,
и старуху, что кажет ребенку "козу".

Эти старые люди, почти экспонаты музейные,
только не под стеклом, эти барышни, вроде, кисейные,
это небо, как новое , сквозь которое видится рай,
эта жизнь бестолковая, хоть вовсе и не умирай.

****

представляю себе как какой-то горе-герой
какой-нибудь хрен знает какой пятилетки
на консервном заводе на банки с баклажанной икрой
бесконечно наклеивал бесконечные этикетки

на этикетке желтой синий немыслимый плод
вернее овощ но в этом разберется ботаник
а мы не ботаники мы новая общность народ
и наша страна плывет как корабль титаник

и такая работа этикетку наклей и банку поставь
в деревянный ящик и так бесконечно банку на банку
страна расколовшись утонет но мы доберемся вплавь
до новой страны и вновь на завод спозаранку

бывший сосед отсидел ничего теперь он крутой
ездит на мерсике трехэтажная дача
а на кухне жена героя плача стоит над плитой
а потом на кладбище над плитой будет стоять не плача

***

ровесник одногодок
кто вспомнит нас теперь
политбюро находок
политотчет потерь

политиздат цитатник
политобзор идей
тяжелый серый ватник
одежда для людей

кирка лопата тачка
пила лесоповал
рабочей примы пачка
быт перекур аврал

вот он костер таежный
вот комсомольский блуд
советский труд надежный
в глубинах царских руд

вот он почтовый ящик
газетами набит
вот весь набор летящих
железок и орбит

вот мелкий вор карманный
трясется в воронке
советский суд гуманный
висит на волоске

и ножницами тычет
из облака рука
чет нечет прибыль вычет
печаль невелика

печати сил небесных
придержат гнев небес
плетется мой ровесник
за пенсией в собес

в его кармане справка
в ушах всегдашний звон
и вышла ли прибавка
узнает скоро он

***

я помню эти места белесым, почти пустынным
солончаком на месте лимана, который я тоже
иногда вспоминаю. тогда закат был карминным,
а теперь давно ничто ни на что не похоже,

в лимане водились бычки, мелочь, конечно, и все же
живность подводная. ныне лишь по картинам

неизвестных студентов училища, вернее, лишь по этюдам
можно детей ознакомить с прибрежным пейзажем:
солончаками, бессмертниками. разве что чудом
кое-где сохранились скалки, и рыболовы со стажем

могут делиться с равнодушным приезжим людом
воспоминаньями - мы ничего не расскажем.

ибо слушатели вывелись, словно твари морские,
и ушная раковина, жемчужницы драгоценней,
редко подставлена нашим словам: мирские
заботы всех одолели и названья растений

мало кому известны. ботаники дохнут с тоски и
забросили свой гербарий. Спросишь, сколько ступеней

ведет от морского вокзала к статуе сувенирной
в римской тоге, венке, сандалиях, с фаллосом-свитком,
никто не ответит в многоэтажке мегамультиквартирной
город известен лишь по старым открыткам

о жизни когда-то военной, когда-то мирной.
детство бежит, спотыкаясь, по сизым лавовым плиткам.