***
Я помню огромную клумбу.
Там гипсовый Сталин сидит.
Я помню Патриса Лумумбу,
который был подло убит.
Ракетки и шарик пинг-понга.
Великая дружба. Китай.
И Конго. Опять-таки, Конго.
И спутник - хоть в Космос летай.
Костра пионерского клубы
без дыма не хватит огня.
И - руки от острова Кубы!
И мама ругает меня.
За то что неловок, рассеян,
к тому же отбился от рук.
А город флажками усеян.
А друг оказался не друг.
Был гривенник - стала копейка.
и челка теперь на пробор.
А в Пале-Рояле скамейка
зачем-то стоит до сих пор.
К платану дощечка прибита -
о том, что развесист и стар.
И память советского быта
потомкам оставлена в дар.
там чешские книжные полки
-хранилища книг подписных.
Вот примус - привет с барахолки,
вот чучела белок лесных.
Вот кафель от дедовской печки.
Вот спички и пачка "Прибой".
Есенин на черной дощечке
и Хемингуэй с бородой.
Почтовые марки и блоки.
Сольфеджио и метроном.
И вот - стихотворные строки,
как будто о мире ином.
Я помню огромную клумбу.
Там гипсовый Сталин сидит.
Я помню Патриса Лумумбу,
который был подло убит.
Ракетки и шарик пинг-понга.
Великая дружба. Китай.
И Конго. Опять-таки, Конго.
И спутник - хоть в Космос летай.
Костра пионерского клубы
без дыма не хватит огня.
И - руки от острова Кубы!
И мама ругает меня.
За то что неловок, рассеян,
к тому же отбился от рук.
А город флажками усеян.
А друг оказался не друг.
Был гривенник - стала копейка.
и челка теперь на пробор.
А в Пале-Рояле скамейка
зачем-то стоит до сих пор.
К платану дощечка прибита -
о том, что развесист и стар.
И память советского быта
потомкам оставлена в дар.
там чешские книжные полки
-хранилища книг подписных.
Вот примус - привет с барахолки,
вот чучела белок лесных.
Вот кафель от дедовской печки.
Вот спички и пачка "Прибой".
Есенин на черной дощечке
и Хемингуэй с бородой.
Почтовые марки и блоки.
Сольфеджио и метроном.
И вот - стихотворные строки,
как будто о мире ином.