***
Скован предчувствием, Учитель сидит в углу.
Хозяйка зовет гостей дорогих к столу.
Уже вечереет. Пора подкрепиться.
Весна приучает продрогших людей к теплу.
В проеме с разбойничьим свистом летают птицы.
Вечер загустевает, мир возвращая во тьму.
Учитель молчит. Нежные руки блудницы
умащают усталые стопы Ему.
Иуда считает монеты. Он здесь казначей.
А казначей важнее, чем книгочей.
Сребролюбие он не считает недугом.
А это - недуг, от которого нет врачей.
Иуда идет за наживой, как пахарь идет за плугом.
Он думает: Господи! Что за безумная трата!
За это миро можно взять серебра и злата.
Все продается - была бы достойная плата!
Предательство тоже труд. Что заплатят мне за труды?
Загустевает вечер Страстной Среды.
Скован предчувствием, Учитель сидит в углу.
Хозяйка зовет гостей дорогих к столу.
Уже вечереет. Пора подкрепиться.
Весна приучает продрогших людей к теплу.
В проеме с разбойничьим свистом летают птицы.
Вечер загустевает, мир возвращая во тьму.
Учитель молчит. Нежные руки блудницы
умащают усталые стопы Ему.
Иуда считает монеты. Он здесь казначей.
А казначей важнее, чем книгочей.
Сребролюбие он не считает недугом.
А это - недуг, от которого нет врачей.
Иуда идет за наживой, как пахарь идет за плугом.
Он думает: Господи! Что за безумная трата!
За это миро можно взять серебра и злата.
Все продается - была бы достойная плата!
Предательство тоже труд. Что заплатят мне за труды?
Загустевает вечер Страстной Среды.