**
Вакула валится в ноги государыне-императрице,
чтоб рассмотреть получше ее черевычки.
Для провинциала важно выпросить что-то в столице.
Два века прошло, но мы не изменяем привычке.
Ох, и влекут нас не свободы, не небеса, не
вечная их синева с кучерявыми облачками!
Но в универсаме мы купим черевычки нашей Оксане,
и пойдет дивчына к брачному ложу, стуча каблучками.
И скинет туфельки, и через голову платье
стащит и ляжет, раскрасневшись, в одной рубахе,
всех вольностей стоит ладной дивчыны объятье.
Это ясно даже сельскому парню-рубаке
И черт нам в помощь - он то в мешке за плечами,
то несет нас со скоростью тьмы в Петербург к царице.
Плачет Гоголь. Ему не спится ночами.
Даже Рождественской, даже на хуторе, ему все равно не спится.
Вакула валится в ноги государыне-императрице,
чтоб рассмотреть получше ее черевычки.
Для провинциала важно выпросить что-то в столице.
Два века прошло, но мы не изменяем привычке.
Ох, и влекут нас не свободы, не небеса, не
вечная их синева с кучерявыми облачками!
Но в универсаме мы купим черевычки нашей Оксане,
и пойдет дивчына к брачному ложу, стуча каблучками.
И скинет туфельки, и через голову платье
стащит и ляжет, раскрасневшись, в одной рубахе,
всех вольностей стоит ладной дивчыны объятье.
Это ясно даже сельскому парню-рубаке
И черт нам в помощь - он то в мешке за плечами,
то несет нас со скоростью тьмы в Петербург к царице.
Плачет Гоголь. Ему не спится ночами.
Даже Рождественской, даже на хуторе, ему все равно не спится.