verses

***
Девочка в платьице белом. Прозрачный нейлоновый бант.
Ласковые кудряшки. Полупрозрачный взгляд.
Она подносит хлеб- соль тебе, оккупант.
Но ты не пробуешь соль земли, знаешь, что это яд.
Тебе внушает ужас благодарственный крик
толпы, заполнившей площадь, где ты повесил врагов.
И в главном храме иконы суровый лик
заставляет думать о том, как выбраться из долгов.
Твои солдаты ходят во фраках, в правой руке - цветок.
Шипы такие - на зависть стальным штыкам.
К тебе, как к гробу, нескончаем людской поток.
Всю эту нечисть нужно прибрать к рукам.
Тебя изберут президентом. Ты будешь верный гарант
гребаной конституции. На Библию положив,
ты принесешь присягу. Вспомнишь девочкин бант.
Ты не попробовал соль. Потому и остался жив.

***
Я хочу твое фото времен, когда мы были вместе,
я был молод, а ты - гораздо моложе.
И в полумраке ты была подобна невесте
без одежд возлегшей на брачное ложе.
Я хочу наше фото на фоне прибрежных пейзажей,
тех которых уже не осталось, а мы еще существуем,
потому что мыслим, что до бессмысленных пляжей,
то заплыв был ограничен ржавым железным буем.
Слово буй сегодня звучит вполне непристойно.
Куда-то он подевался с крашеным ржавым железом.
Но море все то же, ложись на спину, плыви спокойно,
пространство теперь ограничено волнорезом.
И жизнь теперь ограничена средним сроком
нелепой статистики обезумевшего минздрава.
Я хочу во времена, когда не считалась пороком
любовь, и в парке гуляла молодняка орава.
Я хочу твое фото у входа на танцплощадку,
или у Пушкина, с подаренным мною букетом.
Этот вечер был прелюдией к истерическому припадку.
Но время прошло и можно забыть об этом.

***
Вселенная - это красиво. Но
глядясь в телескоп, Творение удивлено.
Оно не привыкло видеть себя в отраженье
электронных зеркал в чудовищном приближенье.
И если подумать, поймешь, что Господня рука
в идеале должна быть от нас, людей, далека,
и желанно, и страшно прикосновенье.

Под мостом в Париже пьет с клошаром клошар.
Скарабей по пустыне катит навозный шар.
Военные корабли море поганят скопом.
Астроном сидит вдвоем со своим телескопом.
Старик с подругою юной идут развлекаться в бар.
В солярии дева нагая обретает загар.
Красные следопыты идут по нехоженым тропам.

Нам понятна Земля, чуть меньше - Луна.
Нам понятно Солнце. Но для чего она,
Вселенная, эти туманности, эти черные дыры,
эти крупные звезды и кометы-проныры,
Если можно выпить залпом стакан вина,
и, пытаясь представить, как тобою гордится страна,
свернувшись уснуть на дне коммунальной квартиры.

verses

В старые времена кабак называли "кружало".
Там играли в кости, их называли зернью.
В церквях на Пасху читали "Смерть, где твое жало?".
Царя называли батюшкой, народ называли чернью.

Все равно, как что называлось, все куда-то девалось,
и поэт со своим Парнасом, и философ с рабочим классом,
все равно все это смешалось, а война была детская шалость,
и солдаты были людьми, а не красным пушечным мясом.

Не говорите мне, что все это было иначе.
Позволим прошлому быть нелепой хорошей сказкой.
Что толку нам сейчас во вселенском плаче,
страх полезнее - лучше ходить с опаской.

Лучше ходить с опаской. Лучше ходить с оглядкой.
Лучше сидеть на скамейке под огромным платаном.
А еще веселее ребенку в песке ковырять лопаткой.
И еще веселее Пушкину на бульваре стоять истуканом.

И еще веселее голубю расклевывать хлебную корку,
и еще веселее коту осторожно ступать по карнизу,
и еще веселей старику возвращаться в свою каморку
и старухе - смотреть на Господа Бога снизу.

verses

ЖД (венок восьмистиший)

Бездонное небо. Бессонная ночь.
вся жизнь упакована в чемодан.
Что чай вагонный в стакане толочь?
Колотится ложка о тонкий стакан.

Мелькает отпетый пейзаж за окном.
Глядишь и мечтаешь о мире ином.
Трясется вагон. сгущается ночь.
Никто человеку не хочет помочь.

*
Никто человеку не хочет помочь.
Чуть только сживешься - захочется прочь.
Во время иное, в иные места,
где небо прозрачно, и совесть чиста.

Ни облачка там и ни пятнышка - здесь.
как будто ты ангел и светишься весь.
Но душу не вырвать из чертовых лап.
Трясешься в вагоне и слушаешь храп.

*
Трясешься в вагоне и слушаешь храп.
Разносит билеты вагонный сатрап.
Конечная скоро. Пора брат, пора.
Ни духа, ни пуха тебе, ни пера.

Ни крыльев, что белого снега белей,
ни друга, которому скажешь "налей!".
Скелетами полон наследственный шкап.
Любая поездка - тюремный этап.

*
Любая поездка - тюремный этап.
Конвойный - что хворому - эскулап.
Свобода, как зуб, что болит по ночам.
идешь поневоле к конвойным врачам.

Рот нужно открыть, но придется заткнуть.
Конечная скоро. Кончается путь.
Сестра в кабинет приглашает зайти.
Этапы, этапы больного пути.

*
Этапы, этапы больного пути.
Дорога кончается, как ни крути.
Мелькают пустые, чужие дома,
на станции сходишь, как сходят с ума.

все то, что чужое, враждебно - оно
расскажет о том, что тебе суждено.
Свети мне враждебное солнце, свети!
Ни мысли, ни чувства в пути не найти.

*
Ни мысли, ни чувства в пути не найти.
Ни мысли, ни чувства у нас не в чести.
Безмозглый, бесчувственный - се - человек,
бессмысленный взгляд из под сморщенных век.

Глядишь и не видишь, и ходишь едва.
Сказал бы, но путаются слова.
Прочел, повторил, но запомнить не смог...
Лишь месяц острожный печален и строг.

*
Лишь месяц острожный печален и строг.
Иголка Кощеева спрятана в стог.
А надо, как в сказке, в утином яйце,
на дубе высоком в старинном ларце.

Мы люди из сказки с печальным лицом,
обижены с детства Небесным Отцом.
Звездою мерцает осмысленный Бог
в бессмысленном небе железных дорог.

*
В бессмысленном небе железных дорог
присутствует Бог, как печальный итог.
Как подпись на книге, седьмая печать,
прочесть ее нужно, но страшно начать.

По рельсам железным на стыках гремят
колеса истории. Свиток измят.
Прекрасен наш мир, как его ни порочь.
Бездонное небо. Бессонная ночь.


***
Бездонное небо. Бессонная ночь.
Никто человеку не хочет помочь.
Трясешься в вагоне и слушаешь храп.
Любая поездка - тюремный этап.

Этапы, этапы больного пути,
ни мысли, ни чувства в пути не найти.
Лишь месяц острожный, печален и строг,
в бессмысленном небе железных дорог.