***
рассвет встречают птицы это вороны
громко кричат видно Бога молят о пище
где-то на рельсах монотонно гремят вагоны
вблизи ЖД не стоит ставить жилище
потому что стекла в окне дребезжат тревожно
и уже не уснуть и не подняться с постели
нужно забыться но вряд ли это возможно
трудно вставать не имея отчетливой цели
всякое было но кому об этом расскажем
только самим себе проснувшись повторяем и повторяем
а тут еще и окно с индустриальным пейзажем
а тут еще и вороны с утренним граем
мысли спутаны и мечтания эфемерны
сушит во рту и сковано бедное тело
а тепловоз тащит платформы или цистерны
город умер и предместье осиротело
In memoriam
Для кого еретик, для кого потерянный мешумед,
для кого бородач, несущий религиозный бред,
для кого священномученик. вступивший в небесный хор,
для убийцы - череп, в который нужно всадить топор.
Ибо жизнь человека украшается смертным днем.
Ибо грех человека укрощается вечным огнем.
На пересеченьи религий, на смешеньи кровей
не поймешь чья линия жизни прямей или кривей.
И покуда мы ищем разницу между злом и добром,
за углом поджидает убийца с отточенным топором.
***
Кто черное чернит, отбеливает белое,
кто в святости винит распутство пышнотелое,
тому и место в кресле за письменным столом,
и случай будет если - бить друга в дых челом.
Кто жмется по углам, кто ходит весь потрянный,
кто с горем пополам влачит свой век отмеренный,
тому барак и нары, Сибирь и Колыма,
тому земные кары, а после смерти - тьма.
Во тьме светло, как днем. И как людей могли вести
бессмысленным путем подобной справедливости?
Как нам путем брести, которым мы бредем?
Как ждать конца пути, которого мы ждем?
***
Небо в крупную клетку - тюрьма или теннисный корт.
Лестница в скользкую плитку плавно спускается в порт.
Ошую греческий хлам, одесную - стамбульская хрень,
и это особо заметно в яркий солнечный день.
Пушкин - велик. Ни лето он не любил, ни весну.
Скорей затяните, тучи, небесную голубизну!
И где те дожди, которые бы смогли
смыть меня и всю эту пакость с тупого лица земли.
рассвет встречают птицы это вороны
громко кричат видно Бога молят о пище
где-то на рельсах монотонно гремят вагоны
вблизи ЖД не стоит ставить жилище
потому что стекла в окне дребезжат тревожно
и уже не уснуть и не подняться с постели
нужно забыться но вряд ли это возможно
трудно вставать не имея отчетливой цели
всякое было но кому об этом расскажем
только самим себе проснувшись повторяем и повторяем
а тут еще и окно с индустриальным пейзажем
а тут еще и вороны с утренним граем
мысли спутаны и мечтания эфемерны
сушит во рту и сковано бедное тело
а тепловоз тащит платформы или цистерны
город умер и предместье осиротело
In memoriam
Для кого еретик, для кого потерянный мешумед,
для кого бородач, несущий религиозный бред,
для кого священномученик. вступивший в небесный хор,
для убийцы - череп, в который нужно всадить топор.
Ибо жизнь человека украшается смертным днем.
Ибо грех человека укрощается вечным огнем.
На пересеченьи религий, на смешеньи кровей
не поймешь чья линия жизни прямей или кривей.
И покуда мы ищем разницу между злом и добром,
за углом поджидает убийца с отточенным топором.
***
Кто черное чернит, отбеливает белое,
кто в святости винит распутство пышнотелое,
тому и место в кресле за письменным столом,
и случай будет если - бить друга в дых челом.
Кто жмется по углам, кто ходит весь потрянный,
кто с горем пополам влачит свой век отмеренный,
тому барак и нары, Сибирь и Колыма,
тому земные кары, а после смерти - тьма.
Во тьме светло, как днем. И как людей могли вести
бессмысленным путем подобной справедливости?
Как нам путем брести, которым мы бредем?
Как ждать конца пути, которого мы ждем?
***
Небо в крупную клетку - тюрьма или теннисный корт.
Лестница в скользкую плитку плавно спускается в порт.
Ошую греческий хлам, одесную - стамбульская хрень,
и это особо заметно в яркий солнечный день.
Пушкин - велик. Ни лето он не любил, ни весну.
Скорей затяните, тучи, небесную голубизну!
И где те дожди, которые бы смогли
смыть меня и всю эту пакость с тупого лица земли.