заметки

Получил письмо о том, что я "крыса, бегущая с тонущего корабля русской культуры в Украине". Отметил, что сама конструкция "в Украине" ( а не "на Украине") говорит о том, что человек не безнадежен, совсем нет!
Не думаю, что корабль русской культуры в украинском море тонет. Но если тонет, но вопрос - а почему? Он получил пробоину от артиллерийского огня с русского берега. На мой взгляд, это опасно, но не смертельно.
Вопрос - куда направляется этот корабль. Если к русскому берегу, с которого ведется огонь, то да, я пожалуй согласен быть крысой. В конце концов это разумное лабораторное животное, которое легко находит выход из лабиринта.

verses

***
что-то сдохло в лесу и где там былая прыть
нечем крыть разве только в землю зарыть
в небе облако на плаву и душа на весу
хорошо жить в полях но что-то сдохло в лесу
хорошо жить в полях среди сельских нерях
хуже жить в городах среди пьяных рях
выйдешь ночью во мглу вот гастроном на углу
он круглосуточный там бомж лежит на полу
летом в зимнем пальто не гонит его никто
надо бездомному выиграть дом в спортлото
надо безумному направление в стационар
надо политзаключенному спуститься на землю с нар
говорит Господь ты погиб Я тебя спасу
отвечаешь я жив пока но что-то сдохло в лесу

заметки

Отец был очень внимателен к моим стихам - даже самым ранним и совершенно наивным и рассудочным. Такие я писал в восьмом-девятом классе средней школы.
Не думаю, что папе они всерьез нравились.
Он в глубине души переживал свой так рано пресекшийся поэтический опыт (то же касается преподавания в высшей школе). Я просто должен был прожить ту жизнь, которую ужасное время не позволило прожить ему самому.
Когда гораздо позднее я начал писать такие стихи, которые я и сейчас не публикую, но и не стыжусь их - папа буквально воспрял духом. Мы пошли в гости к его другу былых времен поэту Виктору Бершадскому, поэту не выдающемуся, но имеющего вкус к стихам. Виктор Арнольдович похвалил стихи, но сказал, что и речи нет о том, чтобы их печатать. Он дал мне совет писать только такие стихи, которые могут быть напечатаны в СССР без лишних проблем.
"Если тебе приходит в голову стихотворение, которое нельзя печатать - не записывай его. Неопубликованные стихи не лежат в ящике стола, они ложатся на тебя тяжелым грузом" - и он тяжело вздохнул... Записывал ли он свои неопубликованные стихи? Скорее всего - нет.
Случилось так, что Виктор Арнольдович умер от обширного инфаркта через несколько часов после этой беседы. Я знаю, что на вскрытии у него был обнаружен двусторонний рак почек. Господь взял его, избавив от мучений.
Тогда же папа как-то переслал мою подборку Иону Дегену (для папы он был Яня). Ион отозвался доброжелательно, но пожурил за неправильную транслитерацию "Иерусалим", объясним что Ершолаим (вслед за Булгаковым) результат невежества. Ир-шолаим - писал он, город мира.
Мои первые публикации папа встретил с торжеством. Но затем последовал чуть ли не пятнадцатилетний перерыв...
Первая моя книжка "Восьмая доля" вышла в Одессе уже в независимой Украине, в 1993 году.... А первая подборка в Москве вышла, когда мне исполнилось пятьдесят. Последовал пятилетний перерыв. Вторая подборка вышла в 2005 году.
В эти годы папа спрашивал меня о стихах и вздыхал, когда я говорил ему, что печатать ничего не буду...
Это молчание имело чисто психологическую природу. В Одессе уже складывалась вокруг меня отношение не то, чтобы недоброжелательности, но какой-то снисходительности. Печатать меня не полагалось.
Но с 2005 года ситуации изменилась драматически в благоприятную сторону. Папа буквально требовал от меня новых стихов, новых публикаций, тут огромную роль сыграл Интернет. Ежедневно я выкладывал в ЖЖ старые и новые стихи. Папа называл эти посты "присылами" - это был такой неологизм, он всерьез считал, что это тексты, присылаемые для него. так оно в сущности и было. Стихотворные строки потянулись от меня к нему через океан...