![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
***
Дорогая моя! Я родом из тех краев,
где чаша скорби наполнена до краев,
пей сколько хочешь, а в чаше не убывает,
не удивляйся, милая, так бывает
в наших местах, не слишком гиблых, а в меру,
где селянин в переметной суме ищет Христову веру.
Представь себе, милая, ты ангел, и ты паришь
над двумя десятками прохудившихся крыш,
в которых гнездятся высотные мыши полевки,
эти - шустры, а движенья людей неловки,
как будто бы извиняясь за каждый шаг по тропинке,
где жизнь - не самый драгоценный товар на рынке.
Ты также можешь увидеть, набрав высоту,
речку и мост, красну девицу на мосту,
размышляющую, то ли домой вернуться
к батюшке-матушке, то ли суициднуться -
грех-то какой, но быть русалкой среди русалок
лучше, чем меж людей, чей жребий то страшен, то жалок.
Дорогая моя! Я родом из гиблых мест,
где каждый второй нажил горбом свой крест,
каждый третий - спился, а каждый первый
скурвился и связался с какой-то стервой,
и растит малышей пучеглазых, нерасторопных,
под пение песен блатных, гораздо реже - окопных.
Представь себе, милая, ты - ангел, и в облаках
на лету размышляешь о таких, как я, стариках,
чья юность прошла в распутстве, а поздние годы в разлуке,
здесь вздрагиваешь, проснувшись, при каждом стуке,
каждом всхлипе и скрипе, каждом шелесте заоконном,
где страх всегда был единственным действующим законом.
Сам не знаю, моя дорогая, как закончить это письмо,
и не помню, зачем его начал, как видно оно
дитя случайности, нужно ведь хоть когда-то,
пусть пишется, пишется, покуда оно не смято,
не выброшено в ведерко у печки - пойдет на растопку.
Дождь в окно стучит, как мысль - в черепную коробку.
Дорогая моя! Я родом из тех краев,
где чаша скорби наполнена до краев,
пей сколько хочешь, а в чаше не убывает,
не удивляйся, милая, так бывает
в наших местах, не слишком гиблых, а в меру,
где селянин в переметной суме ищет Христову веру.
Представь себе, милая, ты ангел, и ты паришь
над двумя десятками прохудившихся крыш,
в которых гнездятся высотные мыши полевки,
эти - шустры, а движенья людей неловки,
как будто бы извиняясь за каждый шаг по тропинке,
где жизнь - не самый драгоценный товар на рынке.
Ты также можешь увидеть, набрав высоту,
речку и мост, красну девицу на мосту,
размышляющую, то ли домой вернуться
к батюшке-матушке, то ли суициднуться -
грех-то какой, но быть русалкой среди русалок
лучше, чем меж людей, чей жребий то страшен, то жалок.
Дорогая моя! Я родом из гиблых мест,
где каждый второй нажил горбом свой крест,
каждый третий - спился, а каждый первый
скурвился и связался с какой-то стервой,
и растит малышей пучеглазых, нерасторопных,
под пение песен блатных, гораздо реже - окопных.
Представь себе, милая, ты - ангел, и в облаках
на лету размышляешь о таких, как я, стариках,
чья юность прошла в распутстве, а поздние годы в разлуке,
здесь вздрагиваешь, проснувшись, при каждом стуке,
каждом всхлипе и скрипе, каждом шелесте заоконном,
где страх всегда был единственным действующим законом.
Сам не знаю, моя дорогая, как закончить это письмо,
и не помню, зачем его начал, как видно оно
дитя случайности, нужно ведь хоть когда-то,
пусть пишется, пишется, покуда оно не смято,
не выброшено в ведерко у печки - пойдет на растопку.
Дождь в окно стучит, как мысль - в черепную коробку.