borkhers | Jun. 7th, 2006

Jun. 7th, 2006

***

При скончании века, на его острие,
совпадающем в данном случае с острием иглы,
скользящей по черной бороздке, кавалер де Грие
поет о своей Манон. Тополь в виде метлы,

прислоненной к небу,
сметает прочь остатки ночных
светил и ошметки своей же листвы заодно.
Звуки ложатся в стопку, как в церквах у свечных
ящиков поминальники. Голгофа входит в окно

черною крестовиной, понуждая звучать
арию как молитву. Шипение, треск, щелчки
придают торжественность голосу, накладывая печать
церковности на историю, в которой сердца толчки

не более чем механика. Работа пружины. Завод.
Ящик красного дерева. Ручка, что в наши дни
напомнит о кофемолке. Вот
мы и остались из всей родни на свете одни,
“Юлий Генрихъ Циммерманъ”. Поставщик двора
расстрелянного величества.
Тяжелый диск на штырьке
покрытый зеленым сукном.
Рулетка и ломбер. Вчера,
лет девяносто тому, солдат выносил на штыке

на свалку русской истории милую, тусклую жизнь
наших прабабок и прадедов.
Дачную местность. Сирень.
Однообразный мотив, с которым только свяжись -
не отцепится, не разломив голову, что мигрень.

*
Я погрешил против истины, назвав улыбку М. голливудской. Это была т.н. «социальная улыбка» младенца, узнавшего мать. Это была естественная реакция М. на появление в поле зрения знакомого. Была ли она искренней?

*
Малыш улыбается, когда понятие «искренность» для него не существует. До искренности, до добра и зла. Неужели никто больше не написал об этой улыбке М.?

*

Все люди имеют двойников. М., вероятно, также имел или имеет где-то в мире свою более или менее точную копию. Но я этой копии не видел. Спрашивал общих знакомых. Нет, не встречали и они. Вероятно, лицо М. было по-своему уникально.

*
Иное дело – спина.

*
Да, люди с широкой спиной и характерной посадкой головы, седыми, чуть вьющимися волосами еще встречаются на улицах Одессы. Если забыть, что М. давно нет на белом свете, со спины можно обознаться. Иногда я чувствую потребность ускорить шаг и догнать призрак прошлого, вырвавшийся вперед. Но подавляю в себе это желание. Все равно расстояние между нами сокращается.

*
Не то, чтобы М. совсем не имел дела с КГБ. Но он не проявлял той опережающей услужливости, которая была характерна для многих.
Диссиденты в больницу попадали редко, в основном, по определению суда, экспертизу проводила Москва, институт Сербского. Одесские эксперты, как правило, не приходили к общему мнению. Испытуемый отправлялся в столицу СССР, где общее мнение экспертов уже ждало его.

*
Шизофрения, как и было сказано

*

На Слободке-Романовке, справа от хлебзавода, расположена довольно обширная территория, огороженная высоким красным кирпичным забором. К главному входу – подъезд полукругом, на дорожку выходят окна кабинета завмеда, да вот и она, стоит у окна, смотрит, кто опоздал на три минуты. Это я, Н.А., опоздал на три минуты, это я прохожу мимо Вашего окна и делаю вид, что Вас не замечаю, хоть Вы женщина видная. А Вы покачиваете головой и заносите мою фамилию в список. Зачитаете на трехчасовой пятиминутке в среду? А хрен с ним, читайте. Не в последний раз.

*
Два больших квадратных двора со сплошной цепочкой корпусов, за каждым – внутренний дворик. В первом дворе возле аптеки мраморный бюст дегенерата. Так скульптор изобразил великого Ивана Павлова. Дворовая больничная собачка отмечает пьедестал ученого желтенькой струйкой, маленькая месть. Огромные санитарки перегоняют хилые колонны пациентов на трудпроцессы.

*
Пройди дворы, поверни направо. Длинная аллея. Забор здесь частично разобран, можно выбраться на Кривую Балку. Прямо к церкви Рождества Богородицы. Вот и колокола звонят – вечерня. Но нам не туда: вновь больничные корпуса, на этот раз отдельными домиками. Так называемая колония для хроников. Вернее, бывшая колония. Теперь всюду – отделения. И это, за колючей проволокой, похожее на тюрьму, отделение судебной психиатрии. Сюда мне, неблагонадежному путь заказан: администрация перехватила записку диссидентки Ганы Михайленко, адресованную больничному психологу.

*

Разве только попасть туда в качестве подследственного? Нет, и этого не случится.

*
По этой дороге мы с моим приятелем Мишей катили среди сугробов каталку с телом его матери, скончавшейся в геронтологическом отделении. Мы когда-то детьми вместе с ней ели семечки, рассыпанные на расстеленной газете «Труд». Машина к моргу не могла проехать из-за заносов.

*
В самом центре этого огромного учреждения, дурки, скорбного дома, психушки, за резным дубовым столом сидел мой герой, профессор М, великий и нелепый.

*
Дурдом. Это было страшное место. Наверное, оно и сейчас такое. Не знаю, давно не бывал…

*

Как и всякое иное страшное место, психушка имеет свою славную историю.

*
Кажется, это - конец