Еще матушка-гусыня

* * *

Кто просит в апреле лесной орех,
а в марте требует дыни,
тот, несомненно, впадает в грех
тщеславия и гордыни.


* * *.

Джон мой старый галстук надел,
чтоб пофорсить при девчонках.
И галстук до смерти мне надоел,
и Джон у меня в печенках.


* * *

Мой дядюшка Берг скончался в четверг
и все мне оставил в наследство:
две сабли, наган, граненый стакан
и от облысения средство.

Опилки и пыль, протез и костыль,
от примуса медные части,
дырявый жилет, трамвайный билет,
привет, пожелания счастья.

Еще матушка-гусыня

* * *

Кто просит в апреле лесной орех,
а в марте требует дыни,
тот, несомненно, впадает в грех
тщеславия и гордыни.


* * *.

Джон мой старый галстук надел,
чтоб пофорсить при девчонках.
И галстук до смерти мне надоел,
и Джон у меня в печенках.


* * *

Мой дядюшка Берг скончался в четверг
и все мне оставил в наследство:
две сабли, наган, граненый стакан
и от облысения средство.

Опилки и пыль, протез и костыль,
от примуса медные части,
дырявый жилет, трамвайный билет,
привет, пожелания счастья.

Новейшая история средневековья

***

И еще – закрыв глаза, представляешь лазурные воды.
Это лагуна. На берегу небольшой укрепленный город.
Над лагуной облако. Ангелы, словно годы,
медленно пролетают. В церкви тяжелые своды
держатся на молитвах, о том, чтобы не постигли
град ни огонь, ни меч, ни потоп, ни голод.
Послушник в белом ползет к прелату. Его постригли.

Между тем, противник ведет осаду, запас еды на исходе.
В колодцах вода зацвела. Моровое поветрие у порога.
Но это – обычные вещи. Все ведут себя, вроде
ничего не случилось. Девушка-недотрога
ушла с солдатом. Ноги торчат из стога
прошлогоднего сена. Князь заботится о народе.

Все навсегда пропало. Никто не заметил пропажи.
На рынке христопродавцы кричат, набивая цену
На дозорной башне пялят пустые глазницы стражи,
ослепленные за неспособность видеть сквозь стену.

Новейшая история средневековья

***

И еще – закрыв глаза, представляешь лазурные воды.
Это лагуна. На берегу небольшой укрепленный город.
Над лагуной облако. Ангелы, словно годы,
медленно пролетают. В церкви тяжелые своды
держатся на молитвах, о том, чтобы не постигли
град ни огонь, ни меч, ни потоп, ни голод.
Послушник в белом ползет к прелату. Его постригли.

Между тем, противник ведет осаду, запас еды на исходе.
В колодцах вода зацвела. Моровое поветрие у порога.
Но это – обычные вещи. Все ведут себя, вроде
ничего не случилось. Девушка-недотрога
ушла с солдатом. Ноги торчат из стога
прошлогоднего сена. Князь заботится о народе.

Все навсегда пропало. Никто не заметил пропажи.
На рынке христопродавцы кричат, набивая цену
На дозорной башне пялят пустые глазницы стражи,
ослепленные за неспособность видеть сквозь стену.