***
Она говорит: Анюта, ты ведь знаешь, бывает,
что-то вылетит из головы и годами
не помнишь, что это было с тобою.
это «что-то» может быть чем угодно:
кинофильмом, книгой, смертью близкого человека.
*
А потом что-то щелкает, и всё это
появляется, нет, не в памяти, перед глазами,
даже слышится – музыка, голос, шорох
листвы или рокот реки, щелчок - и снова все это
проваливается в забвение, будто и не бывало.
*
Так, недавно я вспомнила, как хоронили Сашку,
сестру мою младшую, двадцать лет я будто не знала,
что была сестра, а была, мы играли вместе,
пели песни, ходили в лес, там ведь всюду лес, и деревня
вся от слова «дерево», то есть, дома из бревен,
серых, массивных бревен, с прозеленью, рамы
к Пасхе красили в белый цвет, а калитки – в зеленый.
*
Наши жилища из бревен, уложенных горизонтально,
стояли среди других, вертикальных, увенчанных кроной,
общей кроной на сотню деревьев, глухо
и тяжело шумевшей над нашими головами.
Так и мы, вертикальны, прямоходящи,
а потом нас уложат горизонтально.
*
На этот случай у нас в каждом доме
вышивают наволочки, красные, все в узорах
и цветах, которых у нас не бывает,
зеленые листья, пестрые райские птицы.
И еще вышивают три ленты, льняные,
все больше крестами. Цвета – черный и белый.
Это – чтобы вязать руки и ноги
и подвязывать челюсть, пока не застынут.
Потом их кладут покойнику под подушку.
*
Понимаешь, Анюта, младенец спит в колыбели,
а мать поёт колыбельную и вышивает
смертный узор на льняной полоске,
здесь, в городе, это кажется странным,
а у нас сидели, пели и вышивали.
*
Так вот, что я вспомнила: мать украдкой
достала у Сашки из-под красной подушки
эти льняные ленты и спрятала в сумку.
Саша, понятно, мертвая. Я смолчала,
но поглядела на маму и та смутилась,
и сказала: это для дяди Павла,
у него болят руки и ноги,
а Сашка мертвая, ей не нужно,
а если нужно, то Божий ангел на небе
ей вышьет новые. Так я узнала,
что ленты, снятые с тел бесчувственных, могут
передавать бесчувственность, анестезию,
это, конечно, темное суеверье.
Мама окончила техникум, вот, казалось,
должна понимать, а не понимала.
*
И ты знаешь, Анюта, я ведь вспомнила это
осенним вечером, в дождь, когда разболелись суставы,
у меня ведь часто они болят на погоду,
выкручивают, ломят, и лекарства не помогают.
Она говорит: Анюта, ты ведь знаешь, бывает,
что-то вылетит из головы и годами
не помнишь, что это было с тобою.
это «что-то» может быть чем угодно:
кинофильмом, книгой, смертью близкого человека.
*
А потом что-то щелкает, и всё это
появляется, нет, не в памяти, перед глазами,
даже слышится – музыка, голос, шорох
листвы или рокот реки, щелчок - и снова все это
проваливается в забвение, будто и не бывало.
*
Так, недавно я вспомнила, как хоронили Сашку,
сестру мою младшую, двадцать лет я будто не знала,
что была сестра, а была, мы играли вместе,
пели песни, ходили в лес, там ведь всюду лес, и деревня
вся от слова «дерево», то есть, дома из бревен,
серых, массивных бревен, с прозеленью, рамы
к Пасхе красили в белый цвет, а калитки – в зеленый.
*
Наши жилища из бревен, уложенных горизонтально,
стояли среди других, вертикальных, увенчанных кроной,
общей кроной на сотню деревьев, глухо
и тяжело шумевшей над нашими головами.
Так и мы, вертикальны, прямоходящи,
а потом нас уложат горизонтально.
*
На этот случай у нас в каждом доме
вышивают наволочки, красные, все в узорах
и цветах, которых у нас не бывает,
зеленые листья, пестрые райские птицы.
И еще вышивают три ленты, льняные,
все больше крестами. Цвета – черный и белый.
Это – чтобы вязать руки и ноги
и подвязывать челюсть, пока не застынут.
Потом их кладут покойнику под подушку.
*
Понимаешь, Анюта, младенец спит в колыбели,
а мать поёт колыбельную и вышивает
смертный узор на льняной полоске,
здесь, в городе, это кажется странным,
а у нас сидели, пели и вышивали.
*
Так вот, что я вспомнила: мать украдкой
достала у Сашки из-под красной подушки
эти льняные ленты и спрятала в сумку.
Саша, понятно, мертвая. Я смолчала,
но поглядела на маму и та смутилась,
и сказала: это для дяди Павла,
у него болят руки и ноги,
а Сашка мертвая, ей не нужно,
а если нужно, то Божий ангел на небе
ей вышьет новые. Так я узнала,
что ленты, снятые с тел бесчувственных, могут
передавать бесчувственность, анестезию,
это, конечно, темное суеверье.
Мама окончила техникум, вот, казалось,
должна понимать, а не понимала.
*
И ты знаешь, Анюта, я ведь вспомнила это
осенним вечером, в дождь, когда разболелись суставы,
у меня ведь часто они болят на погоду,
выкручивают, ломят, и лекарства не помогают.