Реставрируя мебель
Мебель рассохшуюся по досточкам перебрать,
по косточкам, зашкурить и взять на клей.
Каркас кресла весь в зажимах стоит в углу.
Начинается новая жизнь. Только не трать
напрасно времени, не жалей
никого. Сложи на полу
пружины, ремни, сушеные водоросли, вот
все, что еще пригодится, что наново оживет.
Только железа в дерево не вкручивай, не вбивай -
ремесло не велит. Ни болтов, ни гвоздей, ни уголков.
В эмалированной кружке остывает заваренный чай.
А кресло помнит люстры, свисающие с потолков,
помнит тяжесть тел и углы локтей,
ворчанье старухи и крики детей.
Реставрируя мебель, поневоле впускаешь в дом
десяток призраков, скатерть, старый фарфор,
дагерротипы и фото, просто портреты, все, что с таким трудом
уходило из жизни, стиралось из памяти, взор
помутившийся, сердце замершее, всякий вздор,
который мололи предки, шепоток по углам,
ахи, охи, страхи, вздохи и прочий хлам.
И ту, что сидела в кресле и устремленные на неё
взгляды гостей, "Одесския новости" за третье января
тысяча девятьсот десятого года, все то былье,
которым все зарастало, как оказалось, зря.
Мебель рассохшуюся по досточкам перебрать,
по косточкам, зашкурить и взять на клей.
Каркас кресла весь в зажимах стоит в углу.
Начинается новая жизнь. Только не трать
напрасно времени, не жалей
никого. Сложи на полу
пружины, ремни, сушеные водоросли, вот
все, что еще пригодится, что наново оживет.
Только железа в дерево не вкручивай, не вбивай -
ремесло не велит. Ни болтов, ни гвоздей, ни уголков.
В эмалированной кружке остывает заваренный чай.
А кресло помнит люстры, свисающие с потолков,
помнит тяжесть тел и углы локтей,
ворчанье старухи и крики детей.
Реставрируя мебель, поневоле впускаешь в дом
десяток призраков, скатерть, старый фарфор,
дагерротипы и фото, просто портреты, все, что с таким трудом
уходило из жизни, стиралось из памяти, взор
помутившийся, сердце замершее, всякий вздор,
который мололи предки, шепоток по углам,
ахи, охи, страхи, вздохи и прочий хлам.
И ту, что сидела в кресле и устремленные на неё
взгляды гостей, "Одесския новости" за третье января
тысяча девятьсот десятого года, все то былье,
которым все зарастало, как оказалось, зря.