verses

***

Орган середины восемнадцатого века
с громким ходом клавиатуры,
вместе со звенящей мелодией
слышишь глухое постукивание и поскрипывание,
будто кто-то поднимается
по деревянной лестнице,
по ступеням, по ступеням,
на чердак, или выше, и снится Иакову
лестница, низ на земле,
а верх касается неба, и Ангелы Божии
восходят и нисходят по ней,
и, вот, Господь стоит на ней,
смотрит вниз, все начинает вращаться.

Постукивание, поскрипывание,
плюс к этому добавляется
шипение и пощелкивание старой пластинки,
мелодия для органа и ударных,
на ударных играет время.

Ян Петерсон Свелинк,
ария с вариациями,
бессмысленное сочетание слов,
все равно все знают,
что всю органную музыку
написал Бах, и она называется
токката и фуга ре минор.

Я не думаю, что можно зацепиться
за эти звуки и эти строки,
зацепиться, втиснуться, удержаться.

Я ведь не сумасшедший, или все же...

verses

***

Орган середины восемнадцатого века
с громким ходом клавиатуры,
вместе со звенящей мелодией
слышишь глухое постукивание и поскрипывание,
будто кто-то поднимается
по деревянной лестнице,
по ступеням, по ступеням,
на чердак, или выше, и снится Иакову
лестница, низ на земле,
а верх касается неба, и Ангелы Божии
восходят и нисходят по ней,
и, вот, Господь стоит на ней,
смотрит вниз, все начинает вращаться.

Постукивание, поскрипывание,
плюс к этому добавляется
шипение и пощелкивание старой пластинки,
мелодия для органа и ударных,
на ударных играет время.

Ян Петерсон Свелинк,
ария с вариациями,
бессмысленное сочетание слов,
все равно все знают,
что всю органную музыку
написал Бах, и она называется
токката и фуга ре минор.

Я не думаю, что можно зацепиться
за эти звуки и эти строки,
зацепиться, втиснуться, удержаться.

Я ведь не сумасшедший, или все же...

verses

***

А пошли вы все
со своей хваленой свободой.

Жизнь - это камера
предварительного заключения
в ожидании суда.

Сдохнешь, пока дождешься.

verses

***

А пошли вы все
со своей хваленой свободой.

Жизнь - это камера
предварительного заключения
в ожидании суда.

Сдохнешь, пока дождешься.

verses

***

Десять философов в тогах гуляют среди олив,
один размахивает руками, без умолку говорит.
В том и беда, что страшно погибнуть, не утолив
жажду познания. Вот, опять поворот
к Тибру, спускается вниз тропа.
Солнце дробится в воде. Кружит хоровод харит.
Чумной старик улыбается во весь рот.
В городе громоздится бессмысленная толпа,
ее называют народ.

В том и беда, что хозяин вещей подчиняется им,
что рабовладелец - раб своего раба.
Скалит волчьи зубы волчицей вскормленный Рим.
Что знает горбун о тяжести и уродстве горба?
Что знаем мы о словах, которые говорим
о вещах, которых не знаем? Не кончится дело добром.
Все повторяется. Каждый - неповторим.
Сравненья хромают. Человеческий разум хром.
Зрячий обычно незрим.

Каждый грек перечислит четыре вида причин:
материя, вечная форма, движение, цель.
Каждый римлянин знает, что доблесть мужчин
не в словах, а в том, что он загоняет в щель,
в детородную - детородный. В казарме - солдатский храп.
Похоть и ненависть выходят из берегов.
Каждый знает, что первый из всех богов
это старый Приап.

На арене цирка когтями дерет медведь
проштрафившегося чиновника. Сливаются крик и рев.
Вот и ребра видны. Лучше уже смотреть
на ужасную казнь, чем думать о движеньи миров,
говорить часами, ни слова не разбирать,
вскрыть вены и в ванне медленно умирать.
Для погребальных костров не хватает дров.
Вечный огонь согревает вечную тьму.
Прощясь с почившим, бодро скажи ему:
Радуйся! Будь здоров!

verses

***

Десять философов в тогах гуляют среди олив,
один размахивает руками, без умолку говорит.
В том и беда, что страшно погибнуть, не утолив
жажду познания. Вот, опять поворот
к Тибру, спускается вниз тропа.
Солнце дробится в воде. Кружит хоровод харит.
Чумной старик улыбается во весь рот.
В городе громоздится бессмысленная толпа,
ее называют народ.

В том и беда, что хозяин вещей подчиняется им,
что рабовладелец - раб своего раба.
Скалит волчьи зубы волчицей вскормленный Рим.
Что знает горбун о тяжести и уродстве горба?
Что знаем мы о словах, которые говорим
о вещах, которых не знаем? Не кончится дело добром.
Все повторяется. Каждый - неповторим.
Сравненья хромают. Человеческий разум хром.
Зрячий обычно незрим.

Каждый грек перечислит четыре вида причин:
материя, вечная форма, движение, цель.
Каждый римлянин знает, что доблесть мужчин
не в словах, а в том, что он загоняет в щель,
в детородную - детородный. В казарме - солдатский храп.
Похоть и ненависть выходят из берегов.
Каждый знает, что первый из всех богов
это старый Приап.

На арене цирка когтями дерет медведь
проштрафившегося чиновника. Сливаются крик и рев.
Вот и ребра видны. Лучше уже смотреть
на ужасную казнь, чем думать о движеньи миров,
говорить часами, ни слова не разбирать,
вскрыть вены и в ванне медленно умирать.
Для погребальных костров не хватает дров.
Вечный огонь согревает вечную тьму.
Прощясь с почившим, бодро скажи ему:
Радуйся! Будь здоров!